В лабиринте замершего города - [37]

Два дня Ружену сторожили в доме полицаи. Вооружённая засада была спрятана в саду. Переодетые в штатское гестаповцы дежурили рядом, на перекрёстке, откуда просматривались и Михельская, и соседние улицы.

Утром Ружена с мальчиком на руках под конвоем полицейских переходила улицу — шла в магазин за молоком. На второй день в тот момент, когда она брала молоко, к магазину подкатил молочный фургон. Грузчик взвалил на плечи бидон и вошёл во внутрь. За ним двое рабочих в клеёнчатых фартуках несли ящики из-под масла.

Всё произошло мгновенно. Грузчик вдруг обрушил тяжёлый бидон на одного из полицейских, потом хватил кулаком второго. Ярда Бобур — а это был он — умел действовать надёжно… Подпольщики связали полицейских, сняли с них оружие и спокойно вышли. Ружена с малышом пошла между ними. Сели в фургон. Через три квартала услыхали позади стрельбу… Жену Покорны спрятали на квартире сестёр Фиалы, сына увезли за город.

Вашела допрашивали в Печкарне. Затем его отправили в Панкрац. Бросили в одиночку, где содержались смертники. Здесь допрос продолжали помощники начальника Папкраца — большие «знатоки», следователи Тифа и Кройц. Отокар, конечно, не знал их фамилий, но чувствовал, в какие попал руки. Истязали медленно, подвергая перекрёстным вопросам. Равнодушно жевали какие-то таблетки, пока Вашел собирался с мыслями.

— Называй резидента. С кем работал? На кого? Называй! — цедил над ним Кройц. — Ничего не скажешь — отдадим Визнеру. Знаешь, кто такой Визнер? Напрасно, его вся Прага знает.

Отакар слыхал о палаче Панкраца. Он доводил сначала свои жертвы до состояния прострации, а потом ложил под гильотину, установленную в одной из комнат первого этажа.

В первый день тюремный врач перевязал Вашелу раненую ногу. То ли лейтенант был неважным стрелком, то ли таким везучим был Вашел, но попали в ногу лишь две пули. Раздробили пальцы. Нога вспухла, до неё нельзя было дотронуться. Когда опять явился врач, Отакар обрадовался: «Может быть, клюнули на „Рака“?» Но утром 5 мая он понял: не такие уж легковерные эти гестаповские ищейки…

Последний допрос в это утро не оставил в нём никаких надежд. Он очнулся после ухода палачей. В воспалённой памяти начал восстанавливать события. Нет, не промахнулся. Всё же оттянул время. Три дня — это много. Этого достаточно, чтобы все, кто с ним был связан, могли себя обезопасить. Значит — не гильотина, значит — расстрел. Он же сам слыхал, что сказали насчёт приговора: «Расстрелять». Какая-то мысль не давала покоя. Пытался поймать, а она ускользала. Ага, вот! Он вспомнил, где видел те пухлые щеки, вздёрнутый нос и большие губы того, штатского, который не поверил в его легенду, дал команду скорее кончать с ним. Неужели тот же самый тип, которого он с Франтой поймал на границе ещё в 38-м?

Вдруг услыхал за окном стрельбу. «Не успевают вывозить, расстреливают тут же», — приподнялся, собираясь с духом. В коридоре тоже началась стрельба, залязгали двери в соседних камерах. Потом он услыхал скрежет и увидел в дверях камеры фигуру, заслонившую весь проход. Как же было не узнать это широкое лицо с копной чёрных кудрей: в камеру ввалился связной Ярда Бобур. «Бред», — устало подумал радист и опустился на койку, закрыл глаза. Ему показалось, что он во сне слышит знакомый хриплый голос: «Ота, Ота!» Снова открыл глаза — Бобур стоял уже позади Пепы, размахивая железным засовом, который он сорвал с дверей камеры.

— Который час? — спросил Отакар Иозефа.

— Без пяти двенадцать. Мы уже полчаса дерёмся здесь в Панкраце.

Тяжёлое здание тюрьмы содрогнулось от взрыва: немецкие самолёты бомбили Панкрац, захваченный восставшими пражанами.

Покорны и Бобур подняли Отакара.

— Попробую сам, — Вашел шагнул к дверям.

Пламя пражского восстания, поднятое могучими ветрами освободительной борьбы, перекинулось на весь вражеский тыл. В прифронтовых восточных районах партизаны отряда имени Яна Жижки уже были полновластными хозяевами, на юго-западе восстал город Бероун, 4-го мая вступили в вооружённую схватку с эсэсовцами рабочие славного города Кладно, поднялся на борьбу Пльзень. В Праге администрация многих предприятий, стремясь спасти положение, объявила «отпуска» рабочим. Но оккупанты опоздали. Листовки оповещали: «Руда армада близко! К бою, товарищи!» Ведомые коммунистами, пражане заняли почту, телеграф, радиостанцию, центральные вокзалы, захватили гитлеровский штаб ПВО со специальным узлом связи. Во всех районах патриоты нападали на фашистских солдат, вооружаясь для борьбы с оккупантами. На узкие улицы из окон домов летели шкафы и кровати, из пивных подвалов выкатывали бочки. Магистрали перегородили разбитые трамваи и машины. За какие-то сутки восставшая Прага возвела 1600 баррикад…

Икар вышел с друзьями в переполненный тюремный двор. В толпе вдруг мелькнуло знакомое лицо. Он громко позвал:

— Штефан, Штефан!

Штефан Шагур сразу обернулся и вскрикнул от радости. Они крепко обнялись.

— И ты здесь был? — прошептал Шагур, разглядывая Вашела.

— Выходит, так, — ответил Отакар.

— Знакомься, — Штефан показал на заключённого, стоявшего рядом. — Это друг мой по делу, Шулыга. Приговорили к расстрелу, да, видишь, не успели…