В лабиринте замершего города - [36]

Шрифт
Интервал

Покорны через лазы пробрался к Секирке. Сосед рассказал, что недавно появлялся Аккерман. Иозеф понял: Аккерман принёс что-то важное, и Отакар выходил на связь.

— Мы его погубили! — казнил себя Покорны. — Ведь эсэс, наверное, нашли взрывчатку и рацию… Теперь все повесят на него!

Только тогда вспомнил: в доме оставалась ещё Ружена с сыном.

* * *

Вашел был наслышан о методах допроса в гестапо. Не знал только, что у палачей имеются в запасе изобретательные приёмы. Один из них был продемонстрирован: вести быструю психологическую атаку, истязая жертву немедленно после задержания, не давая ей передохнуть, опомниться…

Его повели вниз. Мария, мать Ружены, которой гестаповцы вырвали на голове седые волосы, сидела на кровати, глядела обезумевшими от боли глазами, стонала: «Не знаю никого, я не знаю никакого пана!..» Ярослав, брат Ружены, лежал окровавленный. Его притащили из сада.

Допрос продолжался опять наверху. Вашел упрямо повторял свою последнюю легенду. Особенно напирал на то, что не знает ничего о толе. Просто легче было об этом говорить: ведь он действительно не знал о многих делах Иозефа, не ведал о взрывчатке. Но гестаповцев теперь интересовала только рация: пусть выйдет в эфир, пусть назовёт связи!

Палачи, сменяясь, не давали ни секунды отдыха. Опаснее всех был гитлеровец в штатском: он вёл допрос, вставляя в чешскую речь вопросы на русском языке, внешне как будто невинные — вопросы «с двойным дном». И Отакар внутренне подбирался весь, вступая в поединок с этим палачом. Его снова прислонили к шкафу, били по лицу мокрыми полотенцами, чтобы привести в чувство, и полуживого сажали на стул, выкручивая руки за спину.

— Кто доставлял сведения? Адреса, явки — живо!..

—Ты из Тржебовы? А почему приехал из Високого Мита? Твоя группа схвачена. Говори все — и спасёшь себя!

«Чудаки, неужели они думают, что я им поверю? Насчёт Високого Мита — это они по печатям поняли».

Голова раскалывалась, боль на рассечённом затылке не давала поднять глаза.

Опять истязали. Усердствовал теперь лейтенант. Он изобретательно бил по кистям рук: так, чтобы не переломить. На руки Икара они ещё рассчитывали. Кисти, однако, вспухли, посинели, тупая боль отдавалась в плечах.

— Мы перебросим через фронт «свидетеля», и он расскажет вашим, что ты предал группу. Ты погибнешь вместе со своей глупой храбростью, погибнешь изменником. Будешь говорить? Ну!

«Грубая работа — мясники, а не следователи, — размышлял Вашел. — Нет, месяц назад было бы тяжелее. Просто они торопятся, им некогда, очень некогда. У пих нет времени вести усложнённые перекрёстные допросы, о которых он знал от подпольщиков. Они чувствуют верёвку уже па своей шее».

А затылок нестерпимо жёг, комната поплыла перед его глазами. Чувствуя, что может потерять сознание, Вашел начал отвечать окольным путём, подавая палачам надежду. Когда он говорил, побои прекращали.

Время тянулось бесконечно. Он ощущал, что может потерять контроль над своей речью. Оставалось последнее средство, чтобы оттянуть время: пустить в ход записку. Когда наступила короткая пауза, Вашел закрыл глаза, застонал и, будто бы забывшись, с усилием поднял опухшую руку к визитному карманчику.

— Шнеллер![33] — крикнул гестаповец. Лейтенант сорвался с места, перехватил руку Пошарил в карманчике и вытащил скомканный комочек папиросной бумаги. Осторожно развернул его и начал рассматривать.

Вашел, вскочив со стула, хотел кинуться к штатскому и вырвать записку. Уже потом он понял, что переиграл: можно было обойтись без этого жеста отчаяния. Такой жест, наверное, был не совсем в характере того человека, роль которого он тут исполнял. Но было уже поздно. Лейтенант отбросил его в сторону, выхватил парабеллум и, не целясь, начал стрелять в ноги. Расстреляв всю обойму, скомандовал:

— Убрать!

Вашела усадили в одну из машин, мать, Ружену с сыном и брата Покорны — в другую. Когда их выводили, Отакар, словно сквозь запотевшие очки, увидел: вся улица, вплоть до трамвайной остановки, забита людьми. Автоматчики теснили толпу подальше, эсэсовцы, развернув мотоциклы, навели пулемёты…

Когда свернули к Вышеграду, донеслись звуки громкоговорителя. Потом раздался лающий кашель миномётов, затрещали выстрелы. В Праге начался бой.

Вашела везли в тюрьму Панкрац, откуда никто ещё живым не возвращался.

XII

В первую же ночь начальник гестапо даст команду отправить Ружену вместе с сыном назад, на Михельскую, чтобы устроить там засаду — либо хозяин дома клюнет па приманку, либо другие подпольщики явятся.

Друзья, закрыв Покорны, чтобы пришёл в себя, тем временем быстро разрабатывали план освобождения Ружены. Они боялись за неё: хотя Ружена и была опытной подпольщицей, всё-таки — мать, женщина. Не случайно гестапо вернуло её с сыном на квартиру. Если никого не поймают, могут приняться за Ружену, да ещё возьмутся истязать на её глазах сына — такие случаи известны… Ещё во время ареста гестаповец на глазах Ружены приставил к голове ребёнка пистолет. Ружена поседела в течение десяти минут. И, видя такое её состояние, гестаповцы, видимо, рассчитывали, что в ловушке, устроенной дома, да ещё под угрозой расправы над сыном, женщина не выдержит, признается…


Еще от автора Семен Григорьевич Близнюк
Костры ночных Карпат

Это было в Карпатах, за месяц до начала войны. Майской ночью берегом Теребли недалеко от посёлка Буштины шли трое — в рыбацких сапогах, с удочками, сетью. Но не речка позвала их в ночь. Остановились на лугу. Здесь решили принять советский самолёт с радистом на борту.В книге — очерки о военно-разведывательных группах, созданных в Закарпатье в предгрозовые годы, о людях, ставших разведчиками не по призванию, а по велению сердца.Здесь нет вымышленных лиц и событий. Истории, о которых пойдёт речь, богаче вымысла.


Рекомендуем почитать
Синие солдаты

Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Погибаю, но не сдаюсь!

В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Побратимы

В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.


Страницы из летной книжки

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.