В лабиринте замершего города - [2]

Если бы вечером Немеш оказался на окраине города Берегова, в доме рабочего Иожефа Товта, он бы несказанно удивился: его «утопленник» невозмутимо беседовал с хозяевами дома.

К тому времени Дьердъ-Юрий Мошкола был опытным подпольщиком. Вырос в семье рабочего-венгра в Берегове, с юных лет сам обжигал кирпич на заводе Конта, известном своими революционными традициями: тут действовало крепкое ядро коммунистов. Мошкола участвовал в рабочих забастовках, распространял листовки. А в 1935 году его приняли в Коммунистическую партию Чехословакии. Затем — служба в армии. Он вёл пропагандистскую работу среди солдат: чехов, словаков, украинцев.

Наступили тревожные дни. Венгерские фашисты, оккупировав весь край, уничтожили остатки и без того куцых буржуазных свобод. «Новый порядок» поддерживался вооружёнными отрядами жандармерии и профашистских организаций. Коммунисты ушли в подполье.

Мошкола снова оказался в армии — на этот раз хортистской.

В середине 1939 года по Закарпатью прокатилась волна репрессий. Были схвачены многие товарищи Дьёрдя, как называли по-венгерски Юрия. Подпольный комитет понимал, что следы могут привести полицию и в Хуст, в казарму пятого пехотного полка, в котором сержант Мошкола выполнял партийные задания. Тогда и было решено инсценировать его самоубийство.

Мошкола считался отличным пловцом. Проплыв под водой, он выбрался на берег в излучине реки. В кустарнике его ожидал товарищ со свёртком, в котором был штатский костюм. Переночевав в Берегове, Юрий утром сразу же отправился в Мукачево. В рабочем пригороде, в Росвигове, было подготовлено надёжное убежище.

Переждав некоторое время, Мошкола включился в обычные для него подпольные дела.

Однажды он получил задание доставить в горный посёлок Сваляву нелегальную литературу. Одевшись получше, поинтеллигентнее, отправился на вокзал, сел в зале ожидания. Рядом опустился на скамью человек в модной шляпе, с зонтиком в руке. Мошкола покосился на соседа и оторопел: возле него сидел сотрудник береговской полиции — как-то уже встречались…

«Выследить меня он никак не мог, — лихорадочно соображал Юрий. — Видимо, здесь по другим делам, а я просто попался ему на глаза. Глупо… Как глупо!..»

— Утопленник-то, оказывается, воскрес! — усмехнулся полицейский сыщик, опустив в карман руку. — Только не делай глупостей, Дюри! Не уйдёшь все равно…

— Вы обознались,—вдруг спокойно ответил Мошкола. — Если говорите об утопленнике, то утонул мой брат, царство ему небесное. Меня зовут Яношем, мы были с братом Дьёрдем — как одно лицо. Вам-то это должно быть известно. Сыщик беспокойно заёрзал. Потом спохватился:

— Покажи документы!

Мошкола начал рыться во внутренних карманах, приговаривая, что его, мол, опасаться нечего, да и он перед властями не чувствует вины, поэтому даже документы не всегда носит с собой. Вытащил бумажку:

— Вот только рецепт… Здесь этого лекарства достать не могу и еду в Сваляву.

К счастью, в кармане нашёлся рецепт, выписанный просто на фамилию.

— Не верите — спросите дежурного по станции, вон он как раз идёт. Меня тут все знают.

Сотрудник полиции подозвал дежурного. Тот взглянул на Мошколу, потом очень пристально посмотрел на детектива и спокойно ответил:

— Это наш стрелочник, Мошкола. Как же мне его не знать?..

Сходство с братом на сей раз выручило Юрия. Удалось немного отвязаться от сыщика и скрыться в потоке спешивших пассажиров. Но рисковать дальше уже было нельзя, и Мошкола решил перебраться через перевал в западные области Украины, где была установлена Советская власть. Перешёл границу звёздной сентябрьской ночью.

Во Львове закарпатца взяли на учёт в местном отделении МОПРа[2]. Здесь он встретил коммуниста-венгра из Ужгорода Яноша Фодора. Они знали друг друга давно. Слесарь Фодор был и литератором. Он писал листовки и статьи в партийные издания. Перешёл границу, как и Мошкола, спасаясь от расправы оккупантов.

Вскоре Фодор познакомил Мошколу ещё с одним политэмигрантом — Иштваном Шипошем, членом ЦК профсоюза венгерских обувщиков.

— Что ж, можно создавать землячество, — пошутил один из руководителей отделения МОПРа Андрей Дацюк, когда в кабинете собрались политэмигранты из-за Карпат.

Мошкола попросился на стройку — не мог оставаться без дела. Ему предложили на выбор несколько стройучастков. Поехал в село Брюховичи.

А вскоре товарищи переправили к нему через границу жену и сынишку. Устроились в селе хорошо. Жена пошла работать в школу, сына определили в детские ясли. Начали налаживать жизнь на новом месте.

Но грянула война.

* * *

В душной темени ночи эшелоны, казалось, ползли наощупь, минуя полустанок. Из-за кромки леса медленно подымалось зарево, окрашивая в цвет крови тонкие стены теплушек. И вдруг глухое эхо взрыва докатилось до ложбины, где спряталось небольшое село. Замерли, оцепенели хаты.

На окраине, у длинного, крытого жестью здания, стояла полуторка. Из углового окна на машину падала узкая синяя лента света.

Усталый командир тяжело поднялся и затянул перед картой шторку. Потом повернулся и продолжил разговор:

— Там будет трудно, очень трудно. И всё же там вы больше нужны, товарищ Мошкола.