В лабиринтах вечности - [50]

— «Это не я»…, а кто? Пушкин?! — укоризненно цыкает Аня и протягивает бутылку минералки. — На, выпей! Только, ты — это ты, моя дорогая, а не я и никто другой! Ты! А кто ж еще? Мозги есть? Облить фрески! Славы Герострата захотелось?

— Мне был голос! — всхлипывает Настя.

— Не голос…, а глюк! У тебя глюки!

А, может, правда? Но она так отчетливо, отчетливо слышала голос! (И шелест платья!)

Подняв глаза, прошептала, как крамолу.

— Аня, где та самая грань между предчувствием, предвиденьем или галлюцинацией?

Аня безразлично передернула плечами.

— Не знаю. Идём лучше. Отстаем…

Тряхнув головой, отгоняя виденье, Настя согласилась с ней:

— Надо идти!

— И чем быстрей, тем лучше…

— Да, а то и, в самом деле, у меня здесь какие-то глюки.

Стремительно пошла прочь от усыпальницы, но неудержимая сила заставила ее оглянуться и — вновь всё завертелось: и голоса, и виденья, и заструился нежный свет… Она зажмурилась, тряхнула головой, отгоняя навязчивые виденья, и бросилась прочь.

— Быстрей отсюда, иначе точно сойду с ума!

V

— У меня всё время странное чувство déjà vu! То очень приятное, то ужасное, удушающее!

— Настя! Хватит!

— Аня, мы в Египте второй день, а мне кажется — целая вечность пролетела! Всё до боли знакомо! Постоянно знакомый запах, и необъяснимое узнавание мест, вот даже очертания этих гор мне знакомо… такое чувство, что я их уже видела… и не раз!

— Все горы похожи.

— Нет! Разве наши горы и эти похожи? А это солнце? А эта заунывность во всем пейзаже — ничего живого — только выжженная земля и щебень. Но у меня такое чувство, что каждый мой шаг по этой земле я чувствую…, чувствую до боли в ступнях… словно в пятки забиты раскаленные железные штыри!

— Ты меня убиваешь! Может, надо было пятки полечить и обратиться к психиатру, а уж потом ехать в Египет? Фантазерка!

Настя хотела ответить, но промолчала…

Не выдержала и минутного молчания — ее распирало изнутри.

— Аня, я слышу запах здешних трав, знаешь, как собака, на нюх, и я их знаю! Знаю! Они мне знакомы! Но самое странное, что если, вдруг, я «унюхаю» что-то новенькое, то сразу возникают и образы. Реальные такие образы! Понимаешь? Любой новый запах сразу рождает конкретные ассоциации!

— Ты меня пугаешь! Какие еще образы?

— Ну, знаешь, в голове такая вспышка, как взрыв, как воспоминания, как сон наяву, как картинки, как кино, не знаю, но я это всё вижу со своей стороны, со своего восприятия.

— А это как? — вдруг заинтересованно посмотрела на нее Аня.

— Я вижу удивительные картинки. Нет, не так, не вижу, а они возникают и проносятся у меня в голове, вот здесь, — и она надавила Ане в основание черепа, та от боли взвизгнула. — Вот именно здесь проносятся как молниеносное кино, но самое поразительное, что я отчетливо успеваю всё увидеть и осознать, потому что я уже это все знаю. И вызывает это «удивительное кино» то отдаленный запах, то звук, а иногда прикосновение к чему-нибудь… Вот к тебе я прикасаюсь — и ничего…, а стоит дотронуться до стен в гробнице или в музее погладить саркофага и всё — понеслось…, полетело кино!

— Слушай, а ты не больна, у тебя, случаем, нет температуры?

— Ну, да… жарко, — ответила Настя, совершенно не чувствуя подвоха в ее словах. Провела ладошкой по лбу, — нет, температуры нет. Просто очень жарко!

Вдруг она замолчала и вся сжалась, по телу пробежала дрожь, и она, заглянув подруге в глаза, прошептала:

— А еще я боюсь здешней темноты! Мне кажется, что египетская тьма меня поглощает и вытягивает из меня душу…, и мистический ужас накатывается…, и давит, давит, давит…

— Все! Прекрати…, не могу слушать этот вздор! Дай мне хоть немного отдохнуть от тебя! Все, хочу почитать. Где моя таинственная книга? — Аня зло, нервно отмахнулась от Насти, достала книгу в сафьяновом переплете. — Все, больше не приставай ко мне…

Но Насте необходимо было поделиться этим удивительным состоянием — déjà vu.

— Аня, мне кажется, что я…

— Кажется, крестись, — резко оборвала ее Аня, даже не глянув в ее сторону. — А хочешь, попробую посчитать тебе еще раз? Давай говори, когда и где родилась, а я скажу, кем ты была в прежних жизнях.

— Как где? — удивилась Настя Аниной невнимательности — один вопрос по нескольку раз задает. — В Чарваке, второго мая 1965 года. Я знаю, что в этом году первого мая была открыта одна из очередей Асуанской плотины. Видишь, всё в моей жизни как-то связано с Египтом. Еще на открытие плотины приезжал сам Хрущев Никита Сергеевич, я это в буклетике прочла…, когда сюда летели…

— Да, да, — Аня про Хрущева уже не слышала, застряв на цифрах — считала. Сначала что-то записала, затем прошуршала потемневшими пергаментными страницами и вновь что-то с чем-то сверила на последних страничках книги и там же записала.

Вдруг она замерла, вперила в Настю огромные глаза и медленно, почти онемевшим языком промычала:

— Ты… ты… ты была… храмовой жрицей высокого ранга… Ты — жрица царского происхождения! Древний Египет!

VI

Настя недоверчиво покосилась на нее:

— Издеваешься?

Аня, не сводя с нее удивленного взгляда, покачала головой.

— Нет…

— Покажи.

— Вот, смотри, — протянула книгу потрясённая Аня. (Она смотрела на подругу, как будто увидела ее впервые.)