В лабиринтах вечности - [45]

— Так ты…, ты полагаешь… Атланты? — торопливо вставил и тут же потупился Мустафа. Неестественная бледность разливалась по его смуглому лицу.

— Да, хотелось бы верить, хотелось бы думать, что это были атланты! Хотелось бы! — мечтательно произнёс Пауль, совершенно не замечая, что он думает, а Мустафа вторит его мыслям. — Хотелось бы думать! Тогда я бы завершил дело моего деда. Но пока нет доказательств, а без веских, серьёзных, понимаешь ли, НЕОПРОВЕРЖИМЫХ доказательств — никто мне не поверит! Как жаль, — потупился он, — Как жаль! Но ведь должна быть эта Прародительница цивилизации! Должна! Прав был Питри, прав, когда говорил: «толчок был извне»! Прав! Но кто это был? Шумеры? Минойцы? Кто?

Пауль замолчал, лишь изредка шевелил губами, поднимал брови — он мысленно соединял несоединимое, и выискивал какие-то неопровержимые доказательства своей теории.

Мустафа тоже молчал, и думал почти о том же.

Он изредка украдкой косился на Пауля, как, если бы боялся своих мыслей, которые немец может услышать.

Неожиданно он сказал:

— Знаешь, а не поехать ли нам в Асуан?!

— Зачем? — удивился Пауль. — Всё что, возможно, касается Атлантиды здесь, на севере, в Дельте. И только здесь! Ну, возможно, еще где-то на Синайском полуострове…

— А я думаю, тебе будет интересно, — араб опустил глаза. В нём явно боролось двойственное, он и сам уже боялся, что немец согласится.

— Да, не поеду я в Асуан! Мне там нечего делать! Ничего интересного для меня там нет!

Как-то уж очень заносчиво он сказал, да так что все сомнения и, вероятно, переживания в правильности своего поступка в душе Мустафы сразу и оборвались. Араб напыжился, покраснел, точно его задели за самое живое, и выпалил:

— Ах, так! Вы, европейцы, никогда не прислушиваетесь к нам! Вы видите в нас лишь малограмотных арабов! А то, что мы и есть наследники тех самых Великих Знаний, которые для вас — европейцев — не доступны, вы не хотите видеть, не хотите знать!

Выпалил и замолчал, испугавшись собственной несдержанности.

Пауль заинтересованно посмотрел на побагровевшего друга. «Ого! Он сейчас, как и я — на ученом совете, — пытается доказать некую Истину, но у него, как и у меня нет доказательств! У него нет доказательств! Или есть?.. Он что-то скрывает!?»

И уже более дружелюбно, положив руку Мустафе на плечо, сказал:

— Поясни, друг!

— Ты сам говоришь «пирамиды, вазы и саркофаги есть, а инструмента, объясняющего их изготовление, нет». Так вот я хочу показать тебе кое-что иное… для этого нужно ехать в Асуан, туда, откуда этот саркофаг.

— Хорошо, хорошо. Асуан, так Асуан. Но ехать только для того, чтобы увидеть вырубки в гранитных шахтах и как делали саркофаги и стелы, я не хочу.

— Увидишь гораздо больше! Клянусь Аллахом, ты не пожалеешь!

— Ну, дай-то Бог! Но если… — Пауль начал было резко, но боясь обидеть Мустафу, который без того уже был пунцового цвета, сказал более примирительно. — Понимаешь, когда я вижу эти «таинственные» бороздки, или цилиндрические отверстия в граните глубиной в несколько метров в храме Сфинкса, не понятно для чего сделанные, а главное чем(?), у меня возникает лишь один вопрос: «Как они это сделали и чем?» И мне бы не хотелось…, понимаешь, не хотелось бы видеть ещё раз доказательства моих предположений, и сотый раз задавать дурацкий вопрос: «Как?» Я хотел бы видеть ответы, доказательства…

Шлиман замолчал, поковырял тростью песок, и, легонько постучав по саркофагу, сказал:

— Вот и он лишь подтверждение моих сомнений — выполнен он уж слишком точно! Обработка камня настолько безукоризненная, что для такой работы требуются высокотехничные станки, а не зубила и молотки.

— Ах, опять ты об этом, — потянул Мустафа, глаза его горделиво сверкнули, — значит, были мастера, которые могли…

— Не говори глупости, — резко оборвал Пауль. — Даже сегодня, в 1913 году, подобные пропилы создать практически невозможно!

Резкость, с которой Пауль остановил Мустафу, заставила его задуматься. Он замер, закрыл глаза, как, если бы хотел получить благословение у Всевышнего на дальнейший спор. Он боролся с собой — ведь очень тяжело хранить тайну, когда осознаешь, что именно ты, а не этот холеный немец обладатель Величайших Знаний. Тщеславие распирало. Оно и стало причиной необдуманного поступка.

— Нет, постой! Есть, есть одно…, что тебя заинтересует, — Мустафа замолчал, перевел взгляд с Пауля на солнце, зажмурился и, вновь вперив немигающий взгляд в немца, сказал, — В Дельте нам очень часто встречался картуш этого фараона…

Он кивнул в сторону саркофага, что уже поставили на постамент.

Столько веков прошло, а саркофаг стоял как новенький и поражал величавой простотой, безукоризненно отшлифованной поверхностью и чёткостью линий.

— …Мы были с тобой в Аварисе — городе Рамсеса II.

— И?..

— Всё это связано между собой!

— Что?!

— Аварис, Рамсес II, хабиру, атланты и их древние Знания, — в сердцах выпалил Мустафа.

— Хабиру!? Кто это?

— Хабиру — древнее название семитских племен. Евреи.

— Евреи?! Как евреи? О каких евреях ты говоришь… — Но вдруг от настойчивого взгляда Мустафы его осенило. — Ты хочешь сказать, что есть некая связь…?

— Да, есть! — Твердо ответил Мустафа, — Не могу этого объяснить, но только знаю — знания атлантов были утрачены с уходом хабиру.