В лабиринтах Бутинского дворца - [27]

— Слава богу, успел, — проговорил он, — телеграмму от матери только что принесли. Я все бросил — и сюда. Боялся, опоздаю. Ты что-то быстро вернулась. Ну как там?

— Нормально, — ответила я, глядя на упитанное розовощекое лицо папиного друга. Он даже не догадывался, как было здорово, что он меня встретил! Рядом с ним всегда чувствуешь себя как за каменной стеной. Тогда же мне казалось, что я нахожусь за надежным, непробиваемым, железобетонным укрытием. И как только той тревожной ночью, когда произошло покушение на Велимира Аркадьевича, я могла подумать о дяде Иннокентии что-то плохое? Как могло появиться подозрение, что именно он, дядя Иннокентий, и есть преступник Мохнатый и, стало быть, все злодеяния в Ильинске его рук дело?

Расскажу немного о папином друге. Внешность у него довольно заурядная. Сомневаюсь, что дядя Иннокентий когда-либо разбивал женские сердца. Представьте себе не очень высокого, упитанного мужчину с заметно выпирающим брюшком, несоразмерно короткими ногами и большой головой. Плюс массивные очки с толстенными стеклами и сбившийся набок галстук. Дядя Иннокентий работает главным бухгалтером в престижной мебельной фирме, которую он любя называет «Хоттаб». Ее настоящее название — «Хоттабыч». Дядя Иннокентий так увлечен своей работой, что находится в своей конторе даже в праздники и выходные. Он и в гостях не может отвлечься — то и дело хватает калькулятор, нажимает на кнопки и что-то считает.

Дядя Иннокентий страшно гордится тем, что работники их фирмы не только регулярно получают зарплату, но и на порядок больше, чем в других местах. Однако, глядя на него, ни за что этого не скажешь.

— Ну, подумай сам, Кеша, — увещевает его порой мама, — один раз живем. Ну купи ты себе хорошую мебель. Или костюм, наконец. Ну не хочешь ни того, ни другого — машину купи поновее. Ну что она у тебя громыхает, как извозчичья телега?

— Может, и куплю, — уклончиво отвечает дядя Иннокентий, — когда-нибудь.

— Ну почему не через месяц? Не через неделю? Не сегодня, наконец? — не унимается мама.

— Неохота, — отвечает дядя Иннокентий и замолкает. Замолкает и мама. Чувствует, что разговор бесполезный.

Дядя Иннокентий холост. У него никогда не было семьи. Говорят, виной тому первая безответная любовь. Хотя, если честно, я не могу представить погруженного в бесконечные расчеты дядю Иннокентия страдающим от того, что кто-то не ответил ему взаимностью.

Что еще? Есть у дяди Иннокентия особенность: когда он сильно волнуется, то совершенно теряет координацию движений. Он может задеть плечом косяк двери, если находится в помещении, а если на улице — налететь на какой-нибудь киоск, фонарный столб или просто наступить на пятку впереди идущего человека.

Остается только удивляться, что несмотря на это, дядя Иннокентий с первого раза сдал на права и много лет водит машину, и радоваться тому, что минуты сильного волнения в его жизни случаются не очень часто.

Мы вышли на привокзальную площадь, уселись в старые ободранные «Жигули». Дядя Иннокентий включил двигатель, и будто загрохотали сотни консервных банок. Я зажмурила глаза, и мы понеслись.

Глава 31 «ЗАРНИЦА» Рассказывает Женя Бутина

И вот мы дома. Несмотря на то, что дядя Иннокентий предупреждал, что у него совершенно нет времени, он основательно устроился на кухонном диванчике и просил подлить чаю еще и еще. Я подробно рассказала ему о житье-бытье тети Клавы, а когда речь зашла о встрече с Авангардом Семеновичем, дядя Иннокентий почему-то нервно застучал пальцами по столу.

— Н-да-а-а… Авангард Семенович, — задумчиво произнес он. — Все никак не могу встретиться с ним. А ведь он мне очень нужен.

— Зачем?

— Да так… — дядя Иннокентий опять замолчал.

Теперь он показался мне очень расстроенным. Я никогда не видела его таким. Вдруг ни с того ни с сего, глядя куда-то вдаль, дядя Иннокентий начал:

— Была такая игра — «Зарница». Не знаю, существует ли она сейчас. Если существует, то, наверное, в несколько ином виде. А во времена моего детства в нее играли очень часто. Особенно в пионерских лагерях. Признаться, я терпеть не мог пионерских лагерей, но однажды поехал туда с превеликим удовольствием. Я узнал, что туда должна поехать одна девочка. Я дал себе слово, что любыми путями привлеку ее внимание. Но как? Ведь я ничем не отличался от других. Я не умел петь, не умел рисовать. Не умел бегать быстрее всех. — Дядя Иннокентий на время замолчал и, набрав в легкие воздуха, будто приготовился к прыжку, продолжал: — Был у нас пацан. С такой дохлой душонкой, но при этом такой видный, красивый… — (Я почему-то сразу вспомнила Квашню.) — Впрочем, мы, мальчишки, ничего красивого в нем не находили, но девчонки, те прямо сохли по нему. Вежливый он был, обходительный. И всегда, где бы он ни был, занимал, если можно так выразиться, ответственные посты. В школе, например, он был комсоргом…

— Это, случайно, не Мальцев? — догадалась я.

— Он самый. Но только эту девочку он не интересовал. А Мальцева это, видно, задевало, да еще как!

Проходит сезон, а она ни на него, ни на меня внимания не обращает. Я совсем уже отчаялся. Стыдно признаться, но у меня от расстройства даже живот стал болеть. Однажды во время сон-часа его как закрутит! Я соскочил, в туалет побежал. Возвращаюсь обратно, смотрю, а в одной из беседок вожатые сидят и среди них Мальцев. Я уже почти мимо прошел, слышу, кто-то сказал: «А вот здесь будет расположен штаб». Я понял, о чем шла речь — об игре «Зарница». Я прокрался к беседке и сквозь прутья увидел какой-то план.