В кругу семьи. Смерть Иезавели - [24]

– Он думает, что я оставила следы вчера вечером, когда ушла от вас, чтобы заняться ребенком, а утром прошла по дорожке, ступая в свои вчерашние следы. Но даже если бы я смогла это сделать, идя очень медленно и осторожно, а именно так я и шла, поскольку у меня в руках был поднос, то на обратном пути мне это вряд ли бы удалось, потому что, увидев деда, я сломя голову побежала к дому. Я ведь не индеец, который может ходить след в след, – сказала Клэр, уже обращаясь к инспектору.

– Это вполне очевидно, мисс. Благодарю вас.

Со стороны Клэр было очень неосмотрительно иметь такие маленькие ножки, потому что это означало, что она и только она проходила по посыпанной дорожке, причем только утром, когда и оставила следы. Все другие дорожки были девственно нетронутыми, а дверь в павильон была заперта. И сквозь розы пройти никто не мог – это очевидно. Вчера Пета только чуть задела их рукой, и с них сразу посыпались лепестки.

А итог получается такой, горестно думала Пета: без четверти семь клерк Стивена видел деда живым; после того как без четверти девять дорожки были посыпаны песком, к домику никто не подходил; значит, убить его могли только в течение этих двух часов. В семь часов десять минут она, Пета, вместе с Беллой приходила к нему, после них его видела Элен, а потом – потом Эдвард двадцать минут где-то пропадал. Коки все посматривает на Эдварда блестящими глазками-бусинками, а противный злой Стивен думает только о том, как бы соблюсти дурацкие законы, вместо того чтобы защищать людей, которых он вроде бы любит, и ничуточки не заботится о человеке, который, кажется, любит его. И вообще все жутко и отвратительно, а самое ужасное то, что дедушка мертв – и лежит скрюченный и невыносимо жалкий в каком-нибудь холодном бездушном морге, где его располосуют, чтобы узнать, не прикончили ли старика любящие родственники. Дед, властный, но бесконечно доброжелательный, покинул этот мир, а его семья озабочена лишь тем, кто, как и почему помог ему в этом. Мир сошел с ума, и в нем не осталось места для обычного человеческого горя, нежности, сострадания и угрызений совести. Дед был убит и сразу же забыт всеми близкими. Горевать по нему никто не собирался – и это было страшнее всего.

Белла сидела в доме, горестно пытаясь справиться со всеми формальностями, сопровождающими смерть: письма, телеграммы, телефонные звонки, объявление в «Таймс» – как сообщать о смерти человека, который, по подозрению полиции, был убит? – уведомление властей о вскрытии, дознание, вероятность задержки похорон. Беспомощная, вся в слезах, она неожиданно обрела мощную поддержку в лице Элен, чья бескомпромиссная нетерпимость ко всякого рода сантиментам и проволочкам словно косой прошлась по ее трепетной нерешительности.

– Просто напиши «умер в собственном доме, в кругу семьи». Ведь это же правда, именно это и произошло, он действительно умер в собственном жилище. Дата похорон? Ее лучше не указывать, потому что похороны могут задержаться. Да и зачем? Все равно придется менять. Обед? Ну, конечно, старая карга должна приготовить нам обед. Мы же толком не позавтракали, а есть все равно надо, дорогая. Без этого не обойдешься. Да, я понимаю, что ты даже думать не можешь о еде, но… Нет, они не бессердечные, просто… О господи! Опять этот телефон!

Филип мрачно слонялся рядом, пытаясь помочь, но только всем мешая. Клэр, возвратившаяся вместе с остальными из павильона, небрежно предложила ему:

– Почему бы нам не прогуляться по саду и немного не отвлечься? Мы можем спуститься к реке.

Филип застыл в нерешительности.

– А как ты, Нелл? Не хочешь на свежий воздух?

Но Элен, занятая надписыванием конвертов, едва взглянула на него.

– Нет, благодарю. Я не собираюсь играть роль сводницы для собственного мужа.

А про себя с горечью подумала, что вполне в духе Клэр явиться из сада, блистая свежестью и красотой, и великодушно спасти Филипа от всех этих ужасных формальностей, в которые его вовлекла она, Элен. А заодно привлечь внимание к ее мятому желтому платью и неизменному бессердечию. В этом она была несправедлива к Клэр, которая, занятая собственными переживаниями, не слишком заботилась о том, какое впечатление производят на окружающих ее действия. Она сделала вид, что не слышала слов Элен, но Филип, последовавший за ней к реке, был явно раздражен.

– Не знаю, зачем тебе это понадобилось. Ты только расстроила Элен.

Клэр остановилась как вкопанная.

– Да что ты говоришь! Может, мне вернуться? Пойти и сказать ей, что мы без нее никак не обойдемся? Это сущая правда, потому что мне так хотелось с ней погулять…

Филип схватил ее за руку.

– Ради бога, не устраивай сцену.

Но Клэр была настроена агрессивно. Ее нервное возбуждение требовало выхода.

– Ты так щадишь чувства Элен. С чего бы это вдруг?

– Если она смеется и не закатывает истерик, это еще не значит, что она ничего не чувствует.

Клэр обиженно закусила губу.

– Когда ты… когда у нас все начиналось, ты говорил по-другому. А сейчас уже поздновато.

– Да, слишком поздно.

Они вошли в лес, и дом пропал из вида. Остановившись, Клэр повернулась к Филипу:

– «Слишком поздно». Что ты этим хочешь сказать? Ты уже жалеешь о том, что произошло? Стыдишься нашей любви?