В круге света - [119]

Батюшка, на это же невозможно смотреть. Берет грушу и предлагает ее фотографии на памятнике: «Пася, кусяй». С тех пор мы ее с собой на кладбище не берем, оставляем с бабушкой. А она словно знает, когда мы на кладбище собираемся. Молчим с женой, как партизаны, ни одним словом себя не выдадим, а она все равно знает. Представьте, под какие вопли мы уезжаем из дому. Теперь вот еще и эта беда добавилась – вы видели, что происходит с ребенком при попытке ее причастить.

Батюшка, нужно что-то делать, давайте хоть дом освятим, что ли?

Мы договорились о времени освящения, и уже через пару дней я искал их дом на небольшой тенистой улочке. Подхожу к массивным тяжелым воротам, стучу кольцом в калитку. Мне навстречу спешит привратник – пожилой, но крепкий цыган:

– Проходите, батюшка, ждем вас.

Захожу и попадаю на обширный двор с многочисленными хозяйственными постройками. Во дворе два больших дома: один старый деревянный, но еще в хорошем состоянии, а второй совсем новый из современных материалов.

– Молодой хозяин просил провести вас в новый дом, – говорит привратник.

Мы еще не зашли, а на порог уже выскакивает забавная малышка, хватает меня за руку и ведет к родителям.

Дом, хотя в нем уже и живут, все еще продолжает строиться, вернее, в ряде помещений ведутся отделочные работы.

– Большой дом, Николай, – называю хозяина по имени, – зачем тебе такой большой?

– Наверное, это гены, батюшка, цыгане простор любят. Но и в надежде на большую семью, хотя что-то после нашей малышки у нас больше никак с детьми не получается.

Во время освящения в тех комнатах, что уже были обставлены мебелью, я обратил внимание на шкафы. И не сама мебель привлекала внимание, хотя и на нее можно было полюбоваться, а тот факт, что на всех шкафах плотно друг к другу сидело, лежало, стояло множество игрушечных собак, обезьян, крокодилов и прочей живности огромной величины. Весь этот зоопарк, чтобы ему не пылиться, был накрыт полиэтиленом.

Увидев мой вопросительный взгляд, Николай, словно извиняясь, развел руками:

– Я с удовольствием отдал бы все эти игрушки в детский дом и избавился бы от этих пылесборников, но не могу. Каждый год на именины и в день рождения ребенка к нам приходят многочисленные родственники – дяди, тети, двоюродные и троюродные братья и сестры, которые обязательно проверяют, на месте ли подаренные игрушки. И только попробуй что-нибудь из этого зверинца передарить – приобретешь головную боль на всю оставшуюся жизнь.

После того как я, прочитав полагающиеся молитвы, прошел по всем комнатам и окропил святой водой, Николай попросил меня помолиться и в родительском доме:

– Сашенька часто бывает у бабушки, поэтому хорошо будет и там все «почистить».

Мы так и сделали, благо что расстояние между домами всего метров пятьдесят.

Старый дом кардинально отличался от нового. Одноэтажный, но со множеством больших проходных комнат, обставленных старинной мебелью. Во всем ощущалась какая-то основательность и традиция. Не хватало только парадных портретов далеких предков.

После освящения я собрал свой «тревожный чемоданчик» и уже хотел было ехать домой, но Николай неожиданно заявил:

– Батюшка, с тобой хочет поговорить моя мама, бабушка нашей Сашеньки, ее зовут Фатима.

Я согласился, и меня снова провели в старый дом, в одной из комнат которого, словно по мановению волшебной палочки, уже стоял богато накрытый стол. За столом сидела пожилая, но не старая цыганка, одетая во все темное. В ее черных, с интересом разглядывающих меня глазах я увидел покой и уверенность в себе, и вообще в этой женщине, даже в самой ее осанке, угадывались внутренняя сила и достоинство. Было понятно, что она больше привыкла повелевать, а если с кем-то и разговаривала, то не иначе как соглашаясь на беседу.

Когда я вошел в комнату, женщина встала:

– Меня зовут бабушка Фатима, ты, наверное, слышал обо мне.

Она не спрашивала, а скорее утверждала, но я, к своему стыду, ничего о ней не знал, но чтобы не обидеть хозяйку, кивнул головой в знак согласия.

– Раз так случилось, батюшка, и мой сын попросил тебя освятить дом, то я не могу не пригласить такого гостя за стол. Садись, дорогой, не стесняйся. Ко мне на днях один большой человек из столицы приезжал, вот подарок привез, – она берет в руки бутылку коньяку и читает, – называется «Хеннесси». Утверждает, что хороший коньяк, давай проверим. – И, видя сомнение на моем лице, добавляет: – Ничего-ничего, я тоже не пью, но с тобой мы капель по двадцать себе позволим. – Она налила коньяку в маленькие рюмочки, и таким образом я впервые попробовал этот барский напиток.

– Фатима, зачем к тебе большой человек из Москвы приезжал, что ему было нужно?

– Как «что»? Счастливым хочет быть, денег, власти хочет.

– А ты можешь сделать его счастливым?

Она улыбнулась немного презрительно, опустив вниз уголки губ:

– Говорят, могу. Только разве счастье в деньгах или в обладании людьми? Неправда все это.

Мы снова выпили по двадцать капель коньяку и больше к нему уже не прикладывались.

– А в чем же тогда счастье, Фатима?

Она испытующе посмотрела на меня, словно размышляя, стоит ли мне доверять эту тайну: