В круге света - [118]
На Антипасху ребятишки из воскресной школы поздравляют нас с праздником. И «кошечки», и «лисы», и «зайчики», и «собачки» – все славят Христа, потом рассказывают стихи и поют веселые песенки. На руках у мамы сидит полуторагодовалая Лизавета. На ее головке, как и положено девочке, платочек. Лизавете страшно нравится все, что происходит вокруг. Дитя ликует, улыбка не сходит с ее лица ни на минуту. Она даже пытается подпевать. Ротик от восхищения приоткрыт, и я вижу четыре зуба, может, там их уже и больше, но я вижу именно четыре. Потом Лизка сползает с маминых рук и направляется к детям. Те поют, а она пытается танцевать, ротик снова приоткрыт, и все те же четыре счастливых зуба. Да вот же, вот он, ликующий ангел!
Ребята поют, я смотрю на них, и на нашего мыслителя Дениску, и на счастливую Лизавету, и так хочется сказать: «Дети, милые дети, вырастая, не становитесь взрослыми, оставайтесь детьми, оставайтесь такими навсегда. Пойте Христа, танцуйте и смейтесь, тогда и нам, скучным взрослым, приоткроется через вас та таинственная завеса, через которую и мы станем причастниками небесной радости, видя, как в ваших глазах отразился играющий ангел».
Колыбельная
Эта история началась с того, что к нам в храм привели девочку трех с половиной лет. Маленькая цыганская девочка, такой же ребенок, как и все остальные. Правда, одета она была побогаче, чем другие дети, в ушках уже сверкали золотые сережки, а на головке красовалась не по возрасту затейливая шляпка.
Отец, взяв ребенка на руки, подошел к причастию. Не скажу, причащали они свое дитя у нас в первый раз или нет, – во всяком случае, не припомню, чтобы я видел их раньше. Когда девочку поднесли к Чаше, она, до того спокойно сидевшая на руках у отца, вдруг начала извиваться. Ребенок не плакал, он только очень активно и забавно, словно маленькая обезьянка, перебирал ручками и ножками, а потом, как мне показалось, все ее косточки вдруг сложились в тоненькую трубочку, и она «песочком» стекла из отцовских рук на пол храма. Легла на плиты личиком вниз и закрыла головку руками, словно ожидая нападения сверху.
Оба родителя – молодые, со вкусом по-европейски одетые, – обескураженные таким поведением ребенка, выглядели крайне расстроенными. Не говоря ни слова, без суеты, они подняли девочку, но та, словно безжизненная, повисла на руке у отца. Так через руку может висеть какой-нибудь плащ или халат, но никак не живой человек, тем более ребенок. Только после того как ее умыли святой водой, личико девочки стало розоветь и возвращаться к жизни.
После окончания службы на выходе из храма меня дожидались родители девочки, а сама она, вновь полная сил и энергии, прыгала здесь же, в маленьком цветнике у входа.
– Батюшка, – оба родителя обращаются ко мне чуть ли не одновременно, – вы видели, что произошло с ребенком. И это уже не в первый раз. Мы привезли ее в храм специально, чтобы посмотреть, как она себя будет вести. С нашей дочкой вообще творится что-то неладное.
Отец девочки продолжал:
– Дело в том, что она постоянно видит моего старшего брата. Павел погиб в автомобильной катастрофе пятнадцать лет назад. С того времени я успел вырасти, жениться, а сейчас заканчиваю строительство большого нового дома, в котором он, естественно, никогда не был. Три с половиной года назад у нас с женой родилась дочка. Мы ее долго ждали, и появление на свет нашей девочки стало для нас большой радостью. Но как только Сашенька начала говорить, то чуть ли не первым ее словом стало имя моего покойного брата – Паша. В сравнении с другими детьми девочка говорит мало, но развивается нормально.
Ей никто не рассказывал о Паше, и уж тем более об обстоятельствах его гибели. Да и как такой крохе объяснить, почему автомобиль брата вдруг выбросило с дороги и он, вылетев из машины, погиб, ударившись головой о дерево? В три года для человека еще не существует понятия смерти, а она подойдет к его фотографии, укажет пальчиком и говорит: «Паси нет, Пася умер».
Мы у себя в доме попрятали все Пашкины снимки, так она наладилась ходить по соседству в бабушкин дом, а там его портреты чуть ли не в каждой комнате. Ходит от фотографии к фотографии и все: «Пася ехал – ямка бух. Пася умер». Меня, – продолжает отец, – это уже бесит, словно для ребенка вообще не существует других тем. Дома – и кошка, и собака; «Сашенька, расскажи нам про собачку», – так нет же ведь, все про Пасю.
А сейчас, батюшка, она его реально видит, и мы это понимаем. За стол садимся, она требует поставить стул для брата. Чем-то ее где-то угостят, сама не съест, несет с ним поделиться. Мы наблюдаем за ней, когда она играет в игрушки. Батюшка, она явно не одна. Поначалу думали, что ребенок, наблюдая привидение, будет бояться, и решили, чтобы дитя не пугалось, брать ее на ночь к себе в постель. Вечером ложимся, кладем девочку между нами, свет еще не выключили, а она садится и давай ему вот так ручкой махать: «Спи, Пася, спи».
С полгода назад мы в первый раз взяли ее с собой на кладбище, когда поехали на могилу к Пашке, и очень потом об этом пожалели. Что тут началось, на словах не расскажешь, это нужно было видеть. Увидела памятник, ручки протянула, радуется. На могиле у брата стоит большая гранитная плита, и он на ней во весь рост, каким и был в шестнадцать лет. Подошла к памятнику, встала и смотрит во все глаза, а потом, словно с ней заигрывать начинают, отпрыгнула и хохочет. Так дети смеются, когда их щекочут по животику. А потом давай вокруг памятника бегать – бежит, хохочет и ручкой так отбивается, словно кто-то невидимый ее за спинку хватает.
