В кровавом омуте - [2]

лиц больше всего старался один из главарей тюменской буржуазии, Виктор Колокольников, директор коммерческого училища. Этот просвещённый и «гуманный» буржуа с самого колчаковского переворота начал вести упорную агитацию перед «властью», чтобы я и Дилевская (моя жена) били изъяты, как большевики, близкие родственники Я. М. Свердлова, игравшие видную роль в Совдепе. В то время я этого не знал, но теперь у меня есть белогвардейский документ, который с очевидностью доказывает всю «благородную» роль просвещенного мерзавца. Он мстил мне за то, что я во время февральской революции, будучи преподавателем коммерческого училища, наряду с другими, отстаивал выборное начало в училище. Когда в 1918 г. в Сибири пала советская власть, мне и еще некоторым учителям пришлось уйти из коммерческого училища вследствие перемены политики Колокольникова по отношению к нам; он из «плехановца» (он себя считал сторонником Плеханова) сразу превратился в открытого мерзавца. По его заказу в либеральном «Свободном Слове» началась травля по адресу «Авдеева и Ко».

№ 4-5 В КРОВАВОМ ОМУТЕ 323

Когда я при большевиках был членом Совдепа, он держался по отношению ко мне корректно. Когда же большевики удалились, он сразу переменил фронт. Ольге Дилевской он мстил за то, что она, будучи секретарем рабочего отдела Совдепа и членом конфликтной комиссии, при разборе конфликтов рабочих с хозяевами решала дела не в пользу капиталистов. Он все это запомнил и, кроме того, от одного своего московского знакомого, который хорошо знал меня и Ольгу, «мимоходом» в разговоре узнал о нашей революционной деятельности при самодержавии. Ему все это потом пригодилось. Он безусловно жаждал выступления «13 марта». И вот оно наступило.

II. Расстрел рабочих и крестьян.

Прежде, чем рассказывать о расправе со мной и Дилевской, необходимо хотя бы в кратких чертах восстановить общую картину расстрела рабочих и крестьян палачами Колчака 13 марта. Я заимствую описание этой картины у одного своего товарища, который случайно уцелел от расправы и был очевидцем всего происходящего. Восстание, по его словам, приблизительно происходило так, как говорит об этом цитированный раньше обвинительный акт:

Захватив оружие в складе при ремесленном училище, восставшие части бросились на тюрьму, желая освободить заключенных, частью отправились по заводам призывать к восстанию рабочих и в концентрационный лагерь,

где были заключены красноармейцы.

Немедленно же против них были двинуты войска.

В первую очередь в «бой» брошены были гг. офицеры: они были главными деятелями и героями этого дня, они выиграли дешевую «победу» у почти безоружной толпы мобилизованных, они были палачами побежденных.

Конечно, сразу же восставшие поняли, что их попытка совершенно безнадежна, обречена на полную неудачу, и, побросав оружие, начали разбегаться, лишь в отдельных случаях оказывая      мелкими      группами

сопротивление.

Началась расправа...

Нечего и говорить, что взятых с оружием в руках тут-же убивали. Убивали всех взятых или пойманных, даже не спрашивая, принимал ли он участие в восстании, достаточно того, что он был из мобилизованных... Около 40 трупов было потом подобрано только на улицах.

Остальных, взятых в «плен», уводили в тюрьму, к коменданту, или в части и там... убивали.

Убивали гнусно и отвратительно.

Особенно в этом отношении мерзкие сцены происходили в тюрьме, где, как говорили, было убито около 100 человек.

Гг. офицеры Колчака в течение нескольких часов потешались и обучались палачеству: били взятых в плен нагайками, кому нравилось рубить шашкой — рубил шашкой, хотелось бить прикладами — били прикладом, упражнялись в стрельбе из револьверов, кололи штыками...

Были такие, что потом хвастались: «я вчера чуть ли не десяток краснокожих отправил к праотцам» ...

Сколько было убито в этот день?

Точная цифра, конечно, неизвестна, но она близка к 200 человек.

Генералу      Гайде(главнокомандующему) было донесено: «Убито 27 человек».

Потери колчаковцев?

Ни одного человека!

324 МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 4 — 5

III. Кровавая расправа со мной, с Дилевской и другими товарищами.

Теперь перейду к рассказу о кровавой расправе со мной и Ольгой Александровной Дилевской. Я не буду говорить об Ольге, как о личности, так как она для меня была очень близким человеком. Пусть об этом, если хотят, говорят другие. Я приведу только одно ее письмо к своей знакомой, написанное 10 марта, за два дня до ареста и расстрела. Письмо такого содержания:

««Александра Николаевна!

Пишу Вам с расчетом, что мое письмо Вы прочтете после моего ареста. Вам придется позаботиться об Ирине. Я знаю, что Вы сделаете это и без моей просьбы. Никто не знает, что может случиться. Вот адрес моих родных в Москве: Долгоруковская ул., д. № 29, Дилевской, или:      женская гимназия

Потоцкой для Д-ой.

Вот только о чем я хотела просить Вас: когда меня не будет - ласкайте Ирочку, как это делала я и утром, и вечером, когда она будет ложиться спать. Быть может, она в этом отношении немного избалована, но мне невыносимо тяжело думать, что она лишена нежной ласки. Думаю, что в Вашем сердце найдется любовь нежная и для нее. Вот и все, что хотела сказать. Слова тусклые и бледные, но не к чему их подыскивать. Чувство слишком глубоко и интимно, передать его не умею. Поймите инстинктом и полюбите Ирину.