В концертном исполнении - [17]

Шрифт
Интервал

— К вам… к вам пришли! — Шепетуха умудрился выпростать руку и показать куда-то в дальний угол студии. Лукарий обернулся. В струившихся волнах голубоватого света там материализовалась тонкая, закутанная в длинный плащ фигура. Как бы стряхивая отдельные искорки, женщина расправила одежды, откинула с головы капюшон. В ее огромных, устремленных на него русалочьих глазах было нечто трагическое, взгляд гипнотизировал.

— Миледи?.. — Лукарий поднялся из кресла. — Извините, миледи, у нас тут с приятелем небольшое дельце. Я мигом его закончу и буду весь к вашим услугам.

Он повернулся к Шепетухе. Тот висел в полуметре от пола, спеленатый невидимыми силами. Жестом руки, как хирург скальпелем, Лукарий располосовал пространство. Следуя за его движением, оно искривилось и, будто в воронку, стало всасывать в свои глубины волосатое, отбивающееся тело Шепетухи. Двигаясь, как щепка по кругу, ввинчиваясь в образовавшийся тоннель, леший скрутился штопором, голова его ушла в плечи, оставив на поверхности лишь огромный рот.

— Я еще вернусь! — пообещали толстые, по-африкански вывернутые губы, прежде чем исчезнуть. — Я еще за все расквитаюсь!

Пространство сомкнулось над Шепетухой, как вода над утопающим. Миледи бросилась к Лукарию, заговорила, прижимая к груди тонкие, полупрозрачные руки:

— Что, что вы с ним сделали? Я всегда знала, что вы страшный, жестокий человек!

— Ничего особенного! — Лукарий улыбнулся, посмотрел в сияющие, устремленные на него глаза. — Мой знакомец питает тайную страсть к космогонии, вот я и решил отправить его в глубины пространства немного проветриться и охладить свой пыл. Красоты Вселенной действуют на души облагораживающе. Думаю, с его энергетическими возможностями он вернется на Землю годика через два-три, а я тем временем поживу без соглядатаев. Впрочем, он не стоит того, чтобы о нем говорили!..

Лукарий мельком посмотрел на стоявшую в старинном подсвечнике свечу — она потрескивала и дымила. Такое ее поведение было логично, пока в студии находился Шепетуха. Теперь же, по его исчезновении, это означало, что какая-то иная, принадлежащая темным силам, сущность тайно присутствовала при их разговоре. Медленно, как опасающийся спугнуть дичь охотник, Лукарий обвел взглядом свое жилище. В дальнем углу студии, за мольбертом, преодолевая чье-то сопротивление, он различил едва заметное мерцание. Красновато-коричневые тона выдавали темную энергетику, сравнимую по силе с его собственной. Шагнув вперед, Лукарий напрягся, но свечение сразу же исчезло, он успел различить лишь скользнувшую из студии тень. Пламя свечи рванулось в последний раз и успокоилось, язычок его замер, наполнившись ровным церковным светом.

— Что-нибудь случилось? — Миледи с тревогой посмотрела на Лукария. — Вы так сразу побледнели!

— Нет, ничего особенного, просто я не всегда готов к тому, что мои разговоры подслушивают. Теперь у меня уже не остается времени на раздумья… Видите ли, когда ведешь активный образ жизни, а потом вдруг попадаешь в полосу покоя, поневоле расслабляешься. Занятия философией располагают к душевной благостности, понижают тот барьер настороженности, который защищает тебя от действий подлеца. — Он взял плащ и шляпу, повернулся к женщине. — Если не возражаете, я бы предложил вам пройтись. Вы всегда появляетесь так неожиданно и застаете меня врасплох…

Он взял миледи под руку, и они выступили из астрала на аллею Тверского бульвара, пошли в сторону Никитских ворот. Ночь возлегла на город своим тучным черным телом, остро, по-весеннему пахло сырой землей. Редкие прохожие спешили в тепло своих квартир. Высоко в небе свежий ветер гнал легкие слоистые облака, и полная луна то скрывалась за их скользящей вуалью, то вновь открывала свой лик.

— Скажите, что вас так привязывает к этой несчастной стране? — Миледи аккуратно ступала маленькой ножкой по влажному гравию аллеи. — С таким же успехом мы могли бы сейчас прогуливаться по набережным Сены или побывать на карнавале в Рио.

— Когда любишь, невозможно сказать за что.

— И это вы говорите мне? — В голосе миледи звучал вызов, она саркастически улыбалась. — С вашей помощью я по собственному опыту знаю, что любят не за что-то, а вопреки!..

Она со значением посмотрела на своего спутника, но Лукарий пропустил ее слова мимо ушей.

— Вена, Мадрид, Париж — все это уже было в моей жизни. В них есть схожесть и успокоенность старцев, живущих воспоминаниями. Правда, признаюсь, я совсем не прочь побродить по запасникам их музеев — картины на стенах моей студии оттуда.

— Вы так говорите, будто Москва другая…

— Не Москва — Россия! В этой стране все значительней и глубже, хотя бы потому, что по первому разу здесь практически никто и не живет. Не знаю, чем обусловлен Его выбор, но именно сюда возвращаются души грешников, тех, кто в предыдущие приходы на Землю жил скверно или даже преступно и кому дается еще один шанс изменить свою карму, вступить на путь просветления. Но не только преступники, сюда же, по своей воле, возвращаются и те, чей дух высок и светел, — подвижники, способные собственным примером вести людей за собой. Впрочем, мир так устроен, что подвижников единицы, это сподвижники всегда толпами… — Лукарий искоса посмотрел на миледи. — Кстати, я бы на вашем месте присмотрелся к этой стране контрастов. Рано или поздно вы, как и каждое привидение, получите Его прощение, и тогда у вас есть отличные шансы родиться вновь русской!


Еще от автора Николай Борисович Дежнев
Читая Гоголя

Рассказ опубликован в книге «Игра в слова», издательство Время 2005 г., в авторском сборник в серии «Библиотека Огонька», 2008 г.


Принцип неопределенности

Николай Дежнев (Попов) — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях часто граничит с философией и мистикой.«Принцип неопределенности» — третья книга трилогии (первая — роман «В концертном исполнении», издавался в России, США, Франции, Германии, Испании, Голландии, Норвегии, Бразилии, Израиле и Сербии, вторая — роман «Год бродячей собаки», изданный в России). В них рассказывается о судьбах трех молодых людей, каждый из которых идет своей дорогой.В романе «Принцип неопределенности», как и в двух других, автор предлагает свою собственную концепцию устройства мира.


Дорога на Мачу-Пикчу

Николай Дежнев — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях граничит с философией и мистикой. «Дорога на Мачу-Пикчу» — глубокий роман о ценностях жизни человека, реалистическое, полное юмора и фантазии повествование о его внутреннем мире, о путешествии на границу двух миров. «Мачу-Пикчу» — это символ, поразивший воображение ребенка, поверившего, что, как бы трудно ему ни пришлось, есть такое место на Земле, где можно быть самим собой и обрести счастье…


Уловка Усольцева

Рассказ опубликован в газете Московская Правда от 28 ноября 2008 г.


Пояс Койпера

Сергей Денников, герой нового романа Николая Дежнева обладает несомненным талантом: он с легкостью придумывает различные способы манипулирования людьми, чем за щедрую плату пользуются в своих интересах нечистоплотные политики, владельцы масс-медиа, рекламодатели и прочая влиятельная публика, воздействующая на умы доверчивых россиян. В результате драматического поворота сюжета герой попадает в ловушку собственного дара… Роман написан зло и остроумно, чистым и гибким русским языком, нечасто встречающимся в нашей современной литературе.Николай Борисович Дежнев (р.


Год бродячей собаки

Главный герой — самый обыкновенный человек, но так уж вышло, что именно на него указал Маятник Всемирного Времени, а когда происходит ТАКОЕ, то себе ты уже не принадлежишь — слишком многое начинает зависеть от каждого твоего шага и лишь опыт предшествующих жизней может помочь не оступиться.


Рекомендуем почитать
Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.