В Коктебеле никто не торопится - [14]

На этот раз на открытой веранде ночного клуба местные исполнители перепевали репертуар русского рока. Обычно Полина была категорически против таких вольностей. С ее точки зрения никто, кроме Шевчука, не мог петь песни Шевчука, и никто, кроме Никольского, не мог попасть в нужное настроение, заводя «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант».

Но неожиданно концерт оказался очень даже неплох. По крайней мере, песни «Воскресения» и «Машины времени» вполне можно было узнать, а Шевчук и Арбенина в необычной аранжировке и вовсе пришлись ей по вкусу. Садиться за столик они не стали, Полине вовсе не улыбалось, чтобы Костик снова за нее платил, но прогуливаться по набережной и подпевать словам, которые она знала наизусть, тоже было очень даже неплохо.

Толпа на вечерней набережной была довольно плотной, но крепкий и плечистый Костик надежно ограждал ее от встречного потока гуляющих, иногда решительно отодвигая кого-то из особо настырных.

У балюстрады набережной закипала ссора. Молодой, крепкий мужчина в черных джинсах и майке тянул за руку хрупкую женщину с распущенными длинными волосами. Женщина стояла к Полине спиной, но почему-то казалась смутно знакомой, впрочем, как и ее спутник.

«Где же я их видела?» – лениво думала Полина. Вопрос, по большому счету не стоящий ни малейшего внимания, зудел в ее виске, как назойливый комар. Почему-то ей было очень важно вспомнить, где и при каких обстоятельствах она впервые встретила ссорящуюся пару. В том, что они ссорились, не было ни малейшего сомнения. Женщина своенравно вырывала руку, а мужчина аккуратно, но твердо пытался взять ее повыше локтя, чтобы заставить двинуться в нужную сторону.

В какой-то момент женщина, вырываясь, повернулась к Полине в профиль, и ту словно молния озарила. Это был профиль той самой художницы, которая в первый ее вечер в Коктебеле так лихо заказала ужин в кафе «Бочка». Сейчас сарафан на ней был другой, но тоже стильный и явно дорогой. Водопад роскошных волос, все так же не сдерживаемый никакими заколками, струился по узкой, ровной спине. Лицо незнакомки сейчас было искажено гневом, она отрывисто что-то говорила, а не была так расслабленна и безмятежна, как во время их первой встречи, но все же это была именно она.

Напоследок бросив что-то злое (слов было не разобрать, но Полина даже не сомневалась, что фраза была именно злой, настолько резкий жест ее сопровождал), она решительно освободилась из рук своего спутника, повернулась, сделала пару шагов и словно растворилась в толпе. Мужчина дернулся было вдогонку, но затем досадливо махнул рукой и двинулся ко входу в ночной клуб.

Проходя мимо Полины, он бросил на нее короткий взгляд, и тут она узнала и его. Это был один их давешних охранников, нырнувших в море у Золотых ворот вслед за тем мужиком, сплошь покрытым татуировками, которого Никита назвал вором в законе.

«Какие интересные у этой дамы знакомые, – мимолетно подумала Полина. – Выглядит такой интеллигентной и утонченной, а якшается с бандитами».

Впрочем, мысль эта тут же ушла на задний план, а потом и вовсе затерялась под натиском новых эмоций. Из ночного клуба понеслись звуки «Настоящего индейца», и Полина начала громко подпевать, потому что песню эту просто обожала. Она и сама не могла объяснить, почему эта незамысловатая мелодия и особенно текст наполняют ее такой сумасшедшей энергетикой. Раскачиваясь в такт песни, она напрочь забыла и незнакомку, и ее ссору с крепким молодым человеком.

Разгоряченная музыкой, она все-таки позволила Костику уговорить ее выпить по кружечке пива, потом по второй, затем по третьей. Дальнейший вечер канул, нет, не в темноту, а в яркий, брызжущий ворох искр, которые вертелись вокруг, сливались воедино и снова разбегались веселым фонтаном. Как известно, настоящему индейцу все всегда везде ништяк.

Солнце брызнуло в глаза из-за отдернутой мамой шторы, Полина проснулась и тут же зажмурилась от его невыносимого света. Ну просто искры из глаз! Голова болела невыносимо. Во рту с трудом ворочался тяжелый, твердый, как камень, и сухой, как наждачка, язык. Полина попыталась сглотнуть слюну, но у нее не получилось.

– Ма-ам, дай попить, – жалобно простонала она, понимая, что прямо сейчас умрет и что вода, холодная газированная вода с пузырьками, бьющими о край стакана и весело выпрыгивающими за его пределы, станет ее последним предсмертным желанием.

– Попить я тебе, конечно, дам, – почему-то раньше Полина никогда не задумывалась, что у мамы такой громкий и пронзительный голос, – вот только напиваться, как сапожник, до состояния утреннего похмелья, я бы тебе не советовала.

– Ма-ам, – еще жалобнее простонала Полина, припадая измученными губами к спасительному стакану и сделав первый глоток. – Я только пиво пила, ты что?

– Да? – Мама проницательно и чуть иронично посмотрела на нее. – И позволь узнать, сколько именно?

– Два бокала. Нет, три. Я не помню. Какая разница?

– Да большая разница. – Мама философски пожала плечами. – Ты уверена, что после пива не было чего-то покрепче? А то, судя по твоему поведению и твоему, извини, внешнему виду, одним пивом дело явно не ограничилось.