В Киеве всё спокойно - [70]

Это подспудно вызревшее брожение было вызвано тем, что кроме общего Правила, Тихону, за его непокору, было назначено исполнять и дополнительное Правило. Так, поднявшись раньше всех ото сна и став пред святыми иконами, он должен был трижды прочитать молитву «Отче наш» ‒ в честь Пресвятой Троицы. Потом песнь «Богородице Дево, радуйся», также трижды. В завершение, один раз Символ Веры «Верую во единого Бога». Совершив такое Правило, он мог заниматься своим делом, на которое был поставлен. Во время же самой работы или по дороге к ней, он должен был тихо читать «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». А ежели в это время его окружали другие, то занимаясь своим делом, он должен был повторять в уме: «Господи помилуй», ‒ и так до обеда. После обеда, исполняя свою работу, он снова должен был трижды читать «Отче наш», трижды «Богородице» и один раз ‒ «Символ Веры».

Когда однажды, не удержавшись, он не то чтобы возроптавши или возомнивши и уж никак не злонамеренно, спросил, зачем все эти попугаем повторяемые молитвы? Ему смиренно, однако ж со всей строгостью объяснили, что повторяя их можно достигнуть надлежащей меры христианского совершенства. Что Враг рода человеческого, злостно ухищряясь, использует отвращение человека к молитвам, возбуждая у него стремление «к чему-то стихийному, спонтанному, бесформенному и нерегулярному…» Тогда Тихон усомнился, не чрезмерны ли в отправлении ритуалов его пастыри? На них хоть и духовный сан, но они-то всего лишь люди.

Однако не только в этом Тихон проявлял свою вредоносную греховную строптивость. Одним из самых почетных послушаний в обители было клиросное. Отец Иоанн не раз говорил, что Матерь Божия особенно благоволит к певчим. У всех, кто поступал в монастырь, проверяли музыкальный слух, после чего способных, обучали пению и чтению на клиросе. Проверяли голос и слух и у Тихона. Его, как наиболее одаренного, хотели даже направить учиться на регента-псаломщика в Черниговское Епархиальное духовное училище. Но он наотрез отказался, это было не его. Послушание входило в число основных неукоснительных правил монастыря, но, несмотря на увещевания, чтоб он обуздал свою гордыню и сошел с «тернистого пути греха», и неоднократно накладываемые епитимьи, он продолжал упорствовать в своей «превредной непокоре» и переломить его не удалось.

Заканчивался день в монастыре вечерним богослужением в храме и тем же, уже келейным молитвенным Правилом. Но и после этого в обители никогда не прерывалась молитва. Братия, попеременно, сменяя друг друга днем и ночью, круглосуточно читала Неусыпаемую Псалтырь. И лилась тихая молитва к Богу: за живых и за умерших, за обитель, за град, за страну, и за весь мир.

«Любящий Бога — забудет себя», — сказано в Писании, только это Тихону никогда не удавалось. Он утешал себя тем, что Иоанн Креститель тоже знал свою судьбу, но вопросом выбора не маялся, да и претензий к Богу не предъявлял, невесело шутил он. Бог испытывает того, кого выбирает. Тихон знал, что будет дальше. Все было плохо и должно было стать еще хуже. Но все замыслы злобы и коварства ничтожны пред всемогуществом Промысла Божия, и приводят они только к осуществлению Его святой воли. А уж в этом, он не сомневался.

Тихон неспешно последовательно начал собирать свою постель. Он снял и прислонил к стене лист картона, поставил один на другой деревянные ящики. Они пахли яблоками, такой запах могла иметь только антоновка. Последним, по прежним перегибам, он в несколько раз сложил картон. Все это он задвинул в угол лестничной площадки и отправился на рынок «Виноградарь» в надежде согреться и поесть.

* * *

Декабрь вступал в свои права.

Становилось все холоднее. Длиннее и темней стали ночи. Солнце не появлялось. Вечером пошел снег с дождем, а ночью ударил мороз. Тихону не спалось, холод сегодня был ни тот, что всегда. Он понял, что в этот раз ему с ним не справится. Среди ночи ему пришлось покинуть лестничную площадку и отправиться на поиски более теплого пристанища. Остановившись у крайнего подъезда, он решил попытать счастья в подвале, может там, возле труб парового отопления удастся отогреться и скоротать ночь. Он увидел, как мимо прошла Розенцвайг и направилась в сторону рынка. Тихон не стал ее останавливать и не пошел за нею следом. Он знал, что это произойдет не сегодня. Все слова были сказаны и свой выбор она сделала.

Глядя на падающие с неба снежинки, Альбина подумала, что на душу ей падает снег, намело сугробы. И тут же усилием воли отмела от себя эти декадентские мысли. Альбина направлялась в казино «Cherry», находящееся невдалеке от ее дома, там службой безопасности руководил Антоныч. За охрану своего бизнеса Альбина платила ему твердую ставку, плюс премиальные за реальные действия. Ему этого было достаточно, но Антоныч не мог сидеть, сложа руки, в нем жила властная потребность действовать, жизнь без приключений, без смертельного риска была ему в тягость. Постоянное пребывание на острие конфликта было для него такой же потребностью, как ежедневный прием пищи.

То, чем он продолжительное время занимался, было не просто служба, это стало образом его жизни. В той, прошлой его жизни, все имело другую цену и смысл. Антоныч так и не смог вернуться с войны, он тосковал по ней. Жизнь на войне полна тревог и лишений, порой невыносимо тяжкая и, в то же время, изобилующая событиями, пьяняще захватывающая. Изнывая от бездеятельности, Антоныч не находил себе места от скуки. Такие долго не живут, война рано или поздно их сожрет. Ему это было известно, поэтому и оттягивал свое возвращение на войну, без которой уже не мог.