В Каталонию - [32]

Кашель был болезненным и сиплым, сильным и слабым попеременно; Катя кашляла со слезами и запивала приступы глотками минеральной воды и вина.

До этого она не курила. Покуривала, но не курила. Думать об этом при раке было бы, как минимум, странно.

Но кто-то ей рассказывал, что у прабабушки был рак. Поэтому вред табачного дыма как причина болезни отмёлся сам собой.

Она замотала головой, гоня неприятные мысли, как если бы была здесь одна. Воображение её заиграло, и она вошла было в роль, представив лишь на миг, что диагноз подтвердится.

Через минуту ей всё же удалось отогнать от себя гнетущие мысли.

Не сказать, чтобы Хорин был ошарашен предательскими уловками Кати много лет назад, сколько глушил в себе нотки неодобрения к ним. Красивая внешность женщины не сочеталась с рассказанной ею историей жизни и болезни. Сергей старался смолчать при возникающей ненароком обидной для девушки мысли.

Его желание узнать, что же она предлагает, пересиливало другое любопытство – понять, почему она просто не продаст этот дом и не отдаст деньги в благотворительный фонд, раз считает, что чертовски его не достойна.

Откашлявшись от ядовитого дыма, Катя просидела в молчании ещё две минуты, как вдруг буквально прочитала мысль адвоката.

– Я не могу его продать. Это было условием договора. Ни при каких обстоятельствах я не имею права продать этот чёртов дом! – прокричала она так громко, что вошедшие в кафе новые гости, предпочли всё же открытую веранду и тут же удалились прочь. – Тот мужчина, – сглотнула она и покачала головой… ну, в общем, он хотел, чтобы дом был мой. Да, он увлекся мною, как и я им. Но он не хотел разрушать семьи. Ни одну, ни другую. А мой сын – всё же его биологический сын. Ему нужна была гарантия на то, что последний не будет нуждаться хотя бы в жилье… А дом огромный!

Последнее предложение Катя проговорила так эмфатически, что Хорину удалось представить объемы помещения.

– Вы сказали, что вам нужен адвокат, который первым делом отсудит у вас дом.

– Что же должно стать вторым? – деликатно спросил Хорин, елозя на стуле, как школьник за партой.

– Вы должны поговорить с людьми, которые каким-то образом прознали об этом случае…. Назначьте им встречу и угрожайте раскрыть всю правду. Или сделайте что-то ещё…Я плачу хорошие деньги. Придумайте что-нибудь.

– И ещё….Дело не только в деньгах….Поймите меня. Или постарайтесь понять. По-человечески. Я знаю, что могу умереть, – Катя опустила глаза, и Сергей заметил стекающую тонкую струйку слезы по её щеке.

– Я люблю свою семью больше всех на свете, и если я умру, я не позволю правде разрушить судьбу своему сыну и мужу. Они любят меня. Но вдруг в связи с моей смертью в дверях нашего дома появится нотариус и сообщит моему мужу о том, что наш сын наследник многотысячной недвижимости. Тот наведёт справки. Всплывёт договор! Яне знаю что ещё…

– Вы что-то не договариваете, Катерина… – Хорин намекнул на то, что не знает её отчества, но девушка дала понять, что эти формальности ни к чему.

– Какой бизнес у того мужчины? И как вы можете быть уверены в том, что он до сих пор влиятелен… да, и вообще живой, ведь, как я понял, вы не общаетесь.

– Газеты читаю, – Катя выдавила из себя смех, – да и с мира по нитке собрать информацию тоже можно.

Она кинула Хорину черно-белый экземпляр газеты, передовицей которой была статья с фотографией мужчины. Заголовок гласил: «Кто будет управлять бизнесом Жеребцова, пока он находится в тюрьме? Может, его любовница?»

– Скажите, а вы с ним не виделись все эти годы?

Катя отхлебнула заказанного недавно кофе.

– Нет.

Потом подумала немного и добавила:

– К счастью.

– А вы знали, что он сидит в тюрьме до того, как открыли газету?

– Нет. Я не просто не знала, я была в ужасе от того, что прочла в заголовке. Первое, о чем я подумала, – Сережа рассказал журналистам сам о том, что я у него была. Но зачем ему было это делать?

– Может, он решил наладить с вами связь, чтобы общаться с ребёнком?

Катя поморщилась. Ей стало не по себе от этой ситуации.

– Вы даже не в курсе, по какой статье он идет?

Катя пожала плечами. Что-то там было написано о присвоении себе чужого имущества, и это было всё, что она запомнила.

17.

«На каждый рот не угодишь прекрасными словами»

Кирилл Левин сидел у иллюминатора и смотрел на кучерявые облака, бегущие по небу на высоте пять тысяч километров.

Самолет садился.

Внизу проносились коричневые и зелёные земли, извитые кривыми и волнистыми линиями рек; иногда виднелись квадратные крыши бесцветных зданий, тесно насаженных друг к другу, как семена фасоли.

Минут за десять до этого погода менялась каждые двадцать минут: то за облаками не было ничего видно до такой степени, что щипало в глазах от желания разглядеть хоть какие-то ориентиры, то, наоборот, небо было усеяно перистыми облаками, пропускающими достаточно много света, чтобы разглядеть землю и стоящие на ней здания с бесформенными крышами.

Левин заглядывал в стекло иллюминатора, когда ему становилось скучно и он хотел отвлечься от раздирающих из-за волнения о предстоящем плане мыслей.

Весь полет он вставал и ходил межу рядами задремавших соотечественников, коих было предостаточно.