В каменной долине - [7]

«Ты следишь за мной, отец?» — Арма, не мигая, смотрел на могилу.

— Арма... — отчетливо донесся вдруг голос отца. Арма вздрогнул. Потом резко обернулся. В ушах его звучал живой голос отца... Он его никогда не слышал: отец умер, когда ему и сорока дней не исполнилось. А ведь узнал, это был голос отца — молодой, теплый...

Арма закрыл ладонями лицо, и плечи его вздрогнули.

— Ты ведь не маленький, — Мирак погладил брата по плечу. — Поехали. Поехали, матушка Занан.

— Ну, я еду, Варпетанц Артен, еду, — Занан всплеснула руками над головой, — еду...

Кладбище лежало высоко, и село отсюда казалось тихим и мирным. Ни тебе развалившихся домов, ни часовен, ни Дерущихся Камней, ни рушащихся стен, ни тревожного чириканья воробьев, ни грохота ущелья... Только монотонное шипение потока доносилось до кладбища — шш-шш-шш, — и казалось, что это ветер шумит...

Глава вторая

1

— А ну глянь на эту бесстыжую! — надрывался в новом поселке женский голос. — Порожние ведра подкинула к нашему порогу! — Возмущенный взгляд женщины шарил по молчаливой и пыльной улице в поисках хозяйки ведер, да не находил ее. — От одной спаслись, на другую нарвались! На роду, что ли, нам это написано? — И, хоть хозяйки ведер не было видно, женщина к ней яростно обращалась: — Ты что, злодейка, хочешь, чтобы мы и с этого места снялись?

Когда не было еще поселка Акинт, когда почвоведы делали замеры по эту сторону Аракса, а потом составляли земельную карту будущего совхоза, как раз в середине ее оказался холм — вытянутый, приземистый.

И каменистый.

Почвоведы подчеркнули пунктиром лежащую вокруг холма пустыню и на огороженный пунктиром район поставили крест — негоден.

Позднее же, когда названию Акинт подыскивали на карте подходящее место, решили, что зря почвоведы тогда отвергли этот холм. И ткнул кто-то пальцем в отгороженный пунктиром район — подойдет!

И в самом деле, когда запроектировали поселок, вышло на проекте все удобно и красиво — вытянувшиеся параллельно друг другу ровненькие асфальтированные улицы, ряды аккуратных стандартных домиков, перекрестки, горки, овражки, квадратики неогороженных участков, а на них деревца и цветочки. В центре же поселка трехэтажная школа, сбоку от нее Дом культуры... На проекте все было на месте, все было удобно и красиво...

И вот разлегся поселок на вытянутом приземистом холме.

— Ты что, не от мира сего, что ли? Кто же это швыряет пустые ведра возле соседского порога? — в тишине улицы надрывалась женщина. — Примет не знаешь?

Люди, съехавшиеся в Акинт из разных мест, привезли с собой свои привычки и представления.

Вместе с готовыми домами все получили равные каменистые участки. Освобождали от камней свои участки, обстраивались. За домом, сбоку от дома каждый построил кухню, хлев, сарай.

Освобождали участки от камней и этими же камнями огораживали свои участки.

Освобождали участки от камней, выкидывали камни за ограды.

Освобождали участки от камней...

И не стерпел тракторист Напо, привез ночью на свой участок плуг. Напо добра не ждал — в совхозе плуг пока всего один, а каждый участок может десять таких плугов из строя вывести. Да, прямо скажем, добра не ждал Напо. Но ему повезло, с плугом ничего не сделалось. Уволил директор Киракосян тракториста Напо с работы, а потом принял снова... Вот и все. В конце концов, Напо в накладе не остался — выворотил из своей земли огромные камни. Одни можно было разбить и откинуть плугом в сторону, другие упрямились, сопротивлялись. Такие плуг не берет. Тут уж бей молотком да вставляй колья. Переселенцы, жители новорожденного поселка, засыпали со стуком молота в ушах и просыпались со стуком молота в ушах.

Вокруг недостроенных и уже готовых домов и пристроек, посреди дороги и по ее обочинам валялись камни, они смешались с глиной, и пыль, подобно верблюду, шествовала вдоль улицы; и дома, заняв позицию и обрядившись в ограды, глядели друг на друга отчужденно и недружелюбно.

— У тебя, тетка, дите от крика разрывается, лучше домой ступай! — защищалась хозяйка ведер. — Чего тебе втемяшилось орать-то? Чего тебе от пустых ведер сделалось?

— Втемяшилось! — Переселенцы привезли с собой в Акинт свои наречия, и каждый другого передразнивал.

Поселок опоясывало шоссе.

Оно существовало еще и до поселка.

А как пересечешь шоссе, увидишь скользящий вниз пологий склон, который обрывается в овраг. Овраг сухой, только по весне перекатывается в нем вода.

По ту сторону оврага лог, а за ним горная цепь. И в самой ее середине устремилась ввысь Мать-гора — нагая, величественная и спокойная, наполняющая спокойствием окрестность. А у подножия ее растянулся вправо и влево караван холмов и холмиков, усыпанных переливающимся на солнце кварцем. На логу летом бывало слишком уж знойно. А зажатое между горами и оврагом плато имело вид горнила. Горн по-армянски «бов». И потому прозвали акинтцы лог Бовтуном. И печется в этом горниле земля. Печется-парится, и сгорели в ней все семена. Только одной колючке она люба, схожа колючка с рыжей звездочкой, пробивается она сквозь камень каждой весной, прикрывает наготу земли. Осыпает семена каждым летом и прячет их в расщелинах камней, чтобы ветер не унес.