В излучине Дона - [28]

Задумавшись, я смотрю, как подходят отремонтированные за ночь танки.

Наконец все готово. Пора выступать и нам. Румянцев уже поровнялся с нами. Одна за другой трогаются с места боевые машины и, грозно ворча, двигаются за головной, из люка которой выглядывает широколицый лейтенант Перцев.

За Т-34 спешат проворные семидесятки второго батальона. Их всего шесть.

Мотострелково-пулеметный батальон Суха, сдав свой район пехоте 131-й стрелковой дивизии, грузится на машины. Он тронется вслед за танками.

Мы с комиссаром: взбираемся на гребень высотки. Она хотя и меньше той злополучной 174.9, но все же позволяет разглядеть позиции противника.

В полутора километрах почти прямо перед собой видим более десятка длинноствольных орудий. Они развернуты в ту сторону, откуда вынеслись в шальную атаку тяжелые танки 158-й бригады. А вот и КВ, замершие вдоль широкой дороги между селами Липо-Логовский и Липо-Лебедевский. Пушки их нацелены на вражеские батареи. Не видны, но угадываются тяжелые раны в металлических мощных, но теперь безжизненных телах. Весь их внешний вид свидетельствует о том, что ими управляли отчаянно смелые люди. Несколько машин еще густо дымят.

Вражеские орудия тоже молчат, и расчетов возле них не видно. Две установки заметно осели на бок. С ними расправились наши КВ.

Еще дальше, в глубине обороны противника, сверкают орудийные вспышки. Звуки разрывов слышны западнее. Очевидно, стрельба ведется по танкам Румянцева.

Откуда-то прилетает снаряд и ухает недалеко. Должно быть, нас приметили. Сразу же спускаемся, минуем заросшее густой пшеницей поле и взбираемся на другой гребень. Озадаченные, останавливаемся.

Метрах в шестистах от нас виднеются огромные скирды соломы. Из них вырываются языки пламени. Правее скирд стоят пять танков и тоже ведут огонь вправо. Отвечает ли им противник — не поймешь. Только один из наших танков вдруг начинает дымить.

Высунувшись по пояс из люков, мы пытаемся разобраться в происходящем.

— Слушай! — возбужденно кричит Николаев. — Вон те танки, что правее скирд, румянцевские, а в скирдах замаскированы фашистские.

— Да ну-у, — сомневаюсь я. — Неужели наши их не видят?

— Не веришь? — горячо убеждает меня комиссар. — А я говорю — факт. Голову на отсечение. Давай выбьем их, а?

Николаев в восторге от своей догадки. Возможно, он и прав.

— Ладно, — соглашаюсь я, — попробуем.

Скрываемся в башнях и выпускаем по одному снаряду. Из скирд вырывается пламя.

Но тут в борт моей машины настойчиво и требовательно стучат каким-то металлическим предметом. Высовываюсь из люка. Метрах в десяти — невесть откуда взявшийся третий танк. Рядом с моей машиной стоит военком 39-й бригады полковой комиссар Д. Е. Кузнецов. Лицо хмурое.

— Вы что делаете? — строго спрашивает он.

— Разве не видишь, Дмитрий Егорович? Фашистов бьем.

— А где они?

— В тех скирдах, замаскировались…

— С ума сошли! В скирдах же наши, и там наши, — Кузнецов ведет рукой вправо, — а гитлеровские по ту сторону скирд. Протрите глаза.

Вид у моего комиссара растерянный и побитый. В сердцах я показываю ему кулак и скрываюсь в башне, бросив коротко и зло:

— Давай туда, скорее!

Через несколько минут мы у цели. Остановив машины возле самой скирды, спрыгиваем на землю. От горы золотистой соломы с биноклем в руке спешит навстречу Румянцев.

— Так это вы стреляли? — не удержав лукавого смеха, говорит он, узнав про нашу «догадливость». — А я-то никак не пойму, откуда это в спину бьют. Теперь понятно: не можешь забыть те танки, что у тебя отобрали!

Но мне не до шуток:

— Никого не ранило?

— Обошлось.

У Николаева вырывается вздох облегчения. Наклоняюсь к его уху и тихо шепчу:

— И тебе, комиссар, не грех быть поближе к воинской науке, а то все души да сердца. Если бы что, вытрясли бы из нас с тобой души. И надо же так опростоволоситься! Теперь звон пойдет по всему корпусу.

* * *

39-я и 55-я танковые бригады продвинулись на три километра к западу и вышли на южные скаты высоты 169.8. Дальше наступление застопорилось. С заранее подготовленных позиций противник ведет сильнейший обстрел и навязывает нам изнурительный и невыгодный огневой бой с места.

Нужно что-то предпринять. Присев у скирды, мы с Румянцевым разворачиваем карты и начинаем искать возможные варианты прорыва в Липо-Логовский.

Обстановка совсем не располагает к спокойному обдумыванию плана атаки. Над головами с воем проносятся противотанковые болванки, часто прессуют воздух фугасные и осколочные снаряды. Не прекращается ни на минуту трескотня автоматов.

Мимо проносят двух раненых. У одного из них разбит подбородок и верхняя челюсть. У другого — тяжелое ранение в грудь.

— Откуда? — спрашивает Румянцев.

— Да вон оттуда. — Немолодой санитар показывает рукой в сторону передовой. — Танк подбили. Этих покалечило, а двоих насмерть.

Румянцев выглядывает из-за скирды.

— Смотри.

Из-за его плеча я вижу дымящуюся тридцатьчетверку. Вторая, стоящая недалеко от нее, торопливо посылает в сторону противника снаряд за снарядом.

— Слишком открытое место. Нужно пока отвести машины, — решает Румянцев и кричит адъютанту: — Связных от батальонов — ко мне!

Не успел Федор Васильевич передать распоряжение, как налетели «юнкерсы». Мы с Николаевым ныряем под мою машину. Так поспешили, что столкнулись лбами. Переглянулись и весело расхохотались.