В интересах государства - [18]

– Са va[14], – буркнул тот. – Чем могу быть полезен?

– Насколько мне известно, наша Спецслужба недавно связывалась с вами по вопросу… о южноамериканских эмигрантах.

– Да. Это вызвано визитом одного высокого гостя. Нас просили «быть начеку», как вы это называете. Никакого движения пока не заметно, хотя все морские порты и аэропорты взяты под наблюдение.

– Мы, конечно, очень благодарны вам за помощь, комиссар, – намеренно официально сказал Сайкс, – но я звоню не совсем по этому вопросу. Есть предположение, что упомянутый высокий гость после операции полетит во Францию. Вы ничего об этом не слыхали?

Наступившая за этими словами тишина была столь продолжительна, что Сайкс уже начал сомневаться, не разъединили ли их.

– Нет, – осторожно ответил Бек. – Нет, я ничего об этом не слыхал.

– Я, конечно, могу ошибаться и буду вам признателен, если это останется между нами, комиссар.

– Конечно, конечно.

– Его аппарат держит в тайне маршрут, но я подозреваю, что в будущий четверг он появится во Франции. Возможно, правильнее будет мне попытаться разведать тут, а затем информировать вас.

– Прекрасно, – коротко сказал Бек. – Спасибо за предупреждение, но не лучше ли мне проверить на Ке-д'Орсе?

– Пожалуй, – ответил Сайкс. – Если сумеете сделать это достаточно осторожно. – Он вдруг понял, что последняя фраза может показаться невежливой.

– Сумею, – заверил Бек. – Спасибо, что позвонили. До свидания.

– М-м… au revoir[15], комиссар, – попрощался Сайкс, но Бек уже повесил трубку.

9

Сумка с продуктами была тяжелой, и она облегченно вздохнула, поставив ее на пол, чтобы поискать ключ. Ей еще нужно было преодолеть четыре лестничных марша, прежде чем она доберется до своей каморки под самой крышей. Это был обычный для этого района дом, разбитый на крошечные квартирки. Хотя карабкаться наверх приходилось долго, Ева любила свою комнату. Она напоминала перестроенный чердак, где она спала в детстве. Стены по обе стороны окна были скошены, следуя линии крыши, и, чтобы оживить помещение, она выкрасила их в бледно-желтый цвет. Там и сям были наклеены большие плакаты, но не оригинальности ради, а чтобы прикрыть неприглядные следы сырости. В кухонном закутке была одноконфорочная газовая плитка и полки. Посуду Ева мыла в крошечной ванной, выходившей маленьким окошком на задний двор. Везде было темно и тесно, за исключением комнаты, но это Еву не волновало, ибо такое жилье отвечало ее потребности в уединении.

Раскладывая по полкам покупки, она не могла избавиться от мысли о том, что убийцы они никудышные. В голове у нее не укладывалось чудовищное преступление, которое они намеревались совершить. Их рассуждения на эту тему казались отвлеченными, теоретическими, словно они репетировали пьесу, а не замышляли убить человека. Рубикон между законностью и незаконностью, который Ева вот-вот должна была перейти, выглядел неощутимым, а последствия этого шага невозможно было предвидеть.

Наверное, Андрес тоже понял их слабость, подумала она, и поэтому решил привлечь Брука Гамильтона, чтобы переложить главную тяжесть на него. Он ведь профессионал, а они – просто любители. В чувствах ее царил сумбур: облегчение от сознания, что роковой курок спустит не кто-то из них, и стыд за свое малодушие. Они все уже обсудили, и ни один из них не сомневался в необходимости того, к чему призывал их Андрес. Иного пути нет, и все же у нее были сомнения.

Она полностью отдавала себе отчет в том, что боится, и не пыталась замаскировать свои страхи фальшивыми мудрствованиями. Ее мучила совесть. Для человека, которому невыносима сама идея казни, просто противоестественно быть причастным к покушению на чью-то жизнь. Даже мысль об охранке и пытках не могла освятить их намерения. В лучшем случае, это было жалким оправданием. Одна жизнь в расплату за множество. Нечто вроде дилеммы, стоящей перед врачом, когда ни одно решение не дает полного удовлетворения.

Она взглянула на часы и поняла, что они в любую минуту могут явиться. Середина комнаты золотилась, как янтарь, от косых лучей заходящего солнца. Ева любила неторопливые вечера раннего лета, когда с улицы доносятся детские голоса. Здесь, на самом верху дома, она могла наслаждаться одиночеством, не чувствуя себя одинокой.

Звонок прозвонил, когда она собирала свои карандаши в стаканчик на столе, – она перегнулась через подоконник. Джон Престон стоял на кромке тротуара и глядел вверх. Он всегда приходил первым. Вскоре после его прихода раздалась дробь ударов в дверь и появился Мэтти, демонстративно задыхаясь.

– Черт бы их побрал, эти ваши лестницы! – пожаловался он и, плутовато усмехнувшись, добавил: – Тебе помочь приготовить чай?

– Только будешь мешаться, пойди лучше поговори с Джоном.

Мэтти притворно заворчал – как это могли не оценить его предложения – и с треском плюхнулся на кровать.

– Какой комфорт. Жаль, что мне никто не предложит насладиться этим комфортом.

Джон недовольно поерзал, встал и подошел к окну.

– Просто полжизни посвятил бы этому, – продолжал Мэтти, не замечая, что Джона уже достаточно разозлило его предыдущее замечание. – Ну вот, – вздохнул он, – опять придется ждать эту пару. Я хочу сказать, я знаю, что у латиноамериканцев отсутствует чувство времени, но мне всегда казалось, что шотландцы более пунктуальны.