В грозный час - [10]

Остаток ночи ушел на подготовку батальона к бою. Командиры изучали по картам маршруты выхода на исходные рубежи и рубежи развертывания в боевые порядки, ставили конкретные задачи подразделениям. Политработники беседовали в экипажах, поднимали боевой дух бойцов.

Уже вторая половина ночи, но никто почему-то не спит. Слышу, как тихо переговариваются между собой механик-водитель и командир башни:

— Ну, мы ему завтра дадим прикурить…

— Не завтра, а уже сегодня…

— Оно и верно. Вот-вот светать начнет…

— А бомбочку ту мы ему припомним…

Так начинался для нас пятнадцатый день войны.

Ранним утром 6 июля мы пошли вперед. Большое колхозное поле с неубранной рожью стало местом нашего боевого крещения.

…Танки врага вынырнули из-за перелеска у дальнего его края. При виде их, наверное, не у одного меня гулко и часто заколотилось сердце. Вот оно! Начинается! Чтобы успокоиться, стал считать фашистские танки. Один, два, три… пять… семь…

— Сколько же их!.. — воскликнул прильнувший к смотровой щели Орлов. — Ну, гады, держитесь!

Заученным движением он выхватил из боеукладки снаряд и дослал его в казенник. Нетерпеливо сказал мне, сменившему Горюнова у прицела:

— Давайте, товарищ политрук. А то они упредят нас.

— Погоди, Орлов, погоди, пусть подойдут ближе…

Только ведь и у меня нервы на пределе. Не выдержал, едва прицелившись, нажал на спуск. Привычным звоном отдался в башне выстрел, дернулась, откатываясь в нишу, пушка. Но на выбранной мной цели — никаких следов попадания. Фашистский танк идет как ни в чем не бывало. Нахально идет, прямо на нас. И на кончике ствола точно спичка вспыхнула. Бьет, гад! По нам, наверное.

— Промазал, — вырвалось у меня с досадой.

— Готово! — отозвался действовавший без заминки Орлов.

— По-моему, недолет, — скорректировал первый выстрел Евстигнеев.

Теперь в прицел не только танк виден совершенно отчетливо, но даже крест на борту различается. Подводя к нему перекрестие, как-то автоматически проверил по шкале дальность до цели. Нажал на спуск и, еще не успев ничего разглядеть за вспышкой выстрела, услышал позади счастливые голоса Орлова и Евстигнеева:

— Есть!

— Горит, гадина!

И тотчас снова лязгнул замок орудия, проглатывая очередной снаряд. Мой экипаж делал свое дело, не ожидая команды.

Мы тогда еще не знали, что являемся участниками одного из крупнейших встречных танковых сражений начального периода войны. И лишь позднее выяснилось, что гитлеровское командование бросило на смоленском направлении через Лепель и Сенно бронированную армаду, которая по силе намного превосходила два наших танковых корпуса. И все-таки в первые часы боя успех сопутствовал нашему правому соседу — 7-му мехкорпусу. Его удар пришелся во фланг вражеской группировки, и корпус начал быстро продвигаться к Лепелю. В результате противник потерпел серьезный урон и к исходу 8 июля был отброшен на 30–35 километров на запад.

Наша 17-я танковая дивизия тоже шла вперед. Правда, давалось это ценой больших потерь, ибо сил у врага было значительно больше.

Но тогда на подсчеты просто не было времени. Бой разгорался все сильнее и сильнее.

…Едва наш Т-26 прошел мимо подожженного нами вражеского танка, я увидел в смотровую щель, как вспыхнула шедшая чуть впереди нас машина командира роты, и тут же услышал растерянный голос заряжающего:

— Да что же это такое, товарищ политрук? Сколько наших машин горит!..

Это был как раз тот момент, когда, смяв разведку и авангардные подразделения противника, мы лоб в лоб сошлись с его успевшими развернуться главными силами. Тут наши батальоны встретила вместе с танками вражеская противотанковая артиллерия.

Бедные Т-26 и БТ-7! Конечно, вы слишком задержались на военной службе. Не вам бы идти сегодня в этот бой. Ведь ваша 20-миллиметровая броня пробивается снарядами любого калибра. А бензиновый двигатель — это же костер на танке.

И снова голос Орлова:

— Товарищ политрук! Что же это такое?

— Это война, товарищ боец! И прекратите хныкать!

Тяжелые и средние танки нашего полка продолжали идти вперед, а уцелевшие Т-26 и БТ-7 прижимались к ним, помогая редким теперь огнем.

* * *

10 июля наш обескровленный в боях полк получил приказ на отход в район Орши. В батальонах осталось очень мало танков, в их числе и наш Т-26. Этим экипаж во многом был обязан механику-водителю Евстигнееву. Он действовал в бою очень расчетливо, вовремя подмечая грозящую машине опасность. Не дожидаясь команды, Евстигнеев успевал то бросить танк в ложбинку, то прикрыться от прицельного выстрела дымовым шлейфом, тянувшимся за чьей-то горящей машиной. Его умелые действия еще раз убедили меня в том, что своевременный маневр танка на поле боя — очень важное дело, что не всегда следует уповать на броню и идти на врага лоб в лоб.

…В Оршу мы вошли утром. Здесь же оказался штаб дивизии. Нашему полку сразу отвели новый участок обороны. В своем приказе комдив требовал танки вкопать в землю, «безлошадным» экипажам воевать по-пехотному, в строй поставить всех, кто может держать оружие. Без приказа позиций не оставлять, ждать подхода подкреплений.

Кстати, к Орше мы вышли не одни. Вскоре узнали приятную весть: мотострелковый полк нашей дивизии, который мы еще вчера вечером считали погибшим, сумел-таки, хоть и далеко не в полном составе, вырваться из окружения и отойти к Орше.