В Гремячей пропасти - [13]

Задержанные спокойно привалились к борту и, казалось, спали. На разбитой дороге по ухабам их без жалости подбрасывало. Глухо стукались о борт тяжелые горбовики.

Юрий несколько удивился покладистости задержанных. «Выдержка что надо! Тренированные... Тот конопатый малый, наверное, приземляясь, повредил ногу. Хромает изрядно».

Ветер не щадил солдата: Юрий коченел до боли и с тревогой ощущал, что, поднимись кто из пойманных, он не смог бы и слова промолвить. С большим трудом удерживал противную дрожь. Одна надежда — автомат. Солдат бережно прикрыл его от дождя плащ-палаткой, лишь решетчатое дуло безучастно глядело на прижавшихся к борту мужчин.

Из серого марева показались низенькие темные домики городской окраины. Промчались мимо огнедышащих мартеновских печей.

В распоряжение роты машина влетела метеором, круто свернула к штабу. Чуть не сбив зазевавшегося часового. У входа тормоза взвизгнули, машина проползла юзом.

Шофер, опасливо косясь на задержанных, помог Юрию слезть на землю. Мужчины пытались тоже встать, но Прохоров строго прикрикнул на них. Он сверил свои часы с большими, что светилить на столбе перед казармой. Было без пяти минут восемнадцать часов.

— Доложу капитану, — заикаясь в ознобе, выдавил Юрий. — Погляди тут...

Трудно переступая ногами и наскоро подтягиваясь, Прохоров пошел в канцелярию. Постучался.

— Войдите, — разрешил голос за дверью.

Юрий переступил порог, на его мокрых застывших губах застрял приготовленный рапорт.

За столом в углу сидел моложавый на вид черноволосый с темными глазами и тонкими усиками капитан. Он выжидательно смотрел на Прохорова.

А тот лишь раскрывал непослушные губы. Поняв его состояние, офицер поднялся и мягко сказал:

— Отставить! Садитесь, товарищ Прохоров. Докладывайте.

Стянув насквозь промокшую ушанку, солдат сел. На чистом полу остался мокрый след от его сапог. С плащ-палатки стекала вода. Юрий виновато усмехнулся. Негнущимися пальцами вынул пакет лейтенанта и передал его капитану.

— Там еще... шпионы, товарищ капи-и-тан.— Прохоров встал, выложил на стол три охотничьих ножа как вещественное доказательство. Потом сбивчиво рассказал командиру о поимке мужчин, о своей попутчице Ульяне Федоровне, что оставлена им на «Гизели» с Потаповым.

Офицер внимательно выслушал его, записал имя, отчество вызывальщицы. Затем тоже встал и официально сказал:

— От лица службы объявляю вам благодарность.

— Служу Советскому Союзу! — отчеканил отогревшийся Прохоров, сурово сдвинув широкие брови.

— Вам письмо, — продолжал капитан, возвращаясь за стол. — От девушек бригады. Что же вы не отвечаете им? К командиру обращаются за помощью. Наверное, хорошие девчата?

— Хорошие, — растерянно повторил за капитаном Юрий.

Капитан тотчас же вызвал старшину. Тот явился незамедлительно, молодцевато подтянутым, в блестящих сапогах.

— Выдать ефрейтору Прохорову сто граммов спирта. Накормить как следует. Разрешаю ему спать, пока сам не проснется.

Юрий посчитал, что капитан оговорился насчет ефрейтора. Но старшина, испросив разрешение, повторил:

— Ефрейтор Прохоров, за мной!

Капитан приказал ввести задержанных, все еще думая о Прохорове.

— Ну, капитан, и солдаты у тебя! — громко с порога начал лобастый мужчина.—Малец какой-то арестовал. Черт знает что!

Офицер пропустил мимо ушей замечание и раздраженный тон мужчины. Внимательно оглянул вошедших.

Они остановились непринужденно у порога. Поношенная одежда была мокрой. У лобастого ботинки перевязаны проволокой. Все, как показала Ульяна Федоровна. Но лица их вызывали симпатию офицера: открытые, простые, усталые по-настоящему. Лишь глаза выражали сердитое возмущение. Конопатый спросил:

— Курить можно?

— Подождите. Документы имеете? — Капитан остановил взгляд на лобастом.

— Кто их в лес берет?

Не оказалось документов и у его товарищей. И это несколько успокоило капитана: враг выложил бы всякие удостоверения.

— Рабочие мы, с механического завода, кузнецы. Позвоните в проходную скажут. — Лобастый назвал себя и фамилии товарищей. — Райком партии знает. Вот он и я — коммунисты, — кивнул он на конопатого.

— Вот пацан, наскочил!..—буркнул третий, белобрысый, угрюмого вида мужчина. Он не знал, куда девать крупные сильные руки, и мял толстыми пальцами кусочек глины.

— Кузнецы — народ огненный: все в дыму, в копоти. Металлисты, сами знаете, — говорил конопатый, с жадностью поглядывая на пачку «Беломора», что лежала на краю стола. — Вот и решили в тайгу прогуляться: легкие малость провентилировать. Совки смастерили из жести. Убедитесь сами: копия в копию у всех. А мест добычных не знаем. Ходоки-то в ягоды редкие... Ну, и приметили старуху, Ульяну Федоровну, так сказать... Она-то здешняя, каждый пенек ей знаком.

Капитан не спеша что-то записывал, размышлял: по рассказу выходило все правдоподобно. Но если они честные рабочие, то как могли бросить в распутицу старую женщину? И он повторил свой вопрос вслух.

Мужчины оживились. Лобастый откровенно засмеялся.

— Хитрющая да глазастая старуха оказалась, — молвил он со смешком.— Троих кузнецов обманула, как мальчишек. Утром она хотела улизнуть от нас. Да мы — как приваренные... Она все косилась, норовила заглянуть в горбовики, ворчала что-то насчет совести.