В городе древнем - [45]

— Какого фрукта?

— На станции груз получал, для райторга, сказал… В шинели, невысокий такой, смуглый. Вроде как заикается…

— А-а… — догадался Турин. — Дубленко, Виктор Афанасьевич.

— Дубленко… — повторил Нефеденков. — Фамилия-то у него подлинная, только сам он не тот, за кого себя выдает. — Он сидел на стуле сгорбившись, скрестив на груди руки. То ли мерз, то ли было ему неуютно.

— Тогда кто же он? — поинтересовался Степанов.

— Когда он появился в городе? — не ответив, спросил Нефеденков.

— С неделю, не больше, — припомнил Турин. Он подошел к печке, остановился и ждал продолжения. Нет, он не хотел выспрашивать или торопить Нефеденкова. К подобным заявлениям надо относиться настороженно.

— Если с неделю, то он и есть.

— Кто? — снова спросил Степанов.

— Это длинный разговор… — Нефеденков был в затруднении: рассказать коротко — ничего не поймут, да и события покажутся маловероятными; рассказывать подробно — неизбежно придется коснуться и своих злоключений, а этого ему совсем не хотелось.

— Уж если начал, продолжай, — сказал Степанов.

Нефеденков взглянул на Турина. Лицо Вани было непроницаемо.

«Отстранился. И как это ловко он умеет!» — подумал Нефеденков.

— Боюсь, что Ваня мне не поверит…

— Почему же не поверю? — возразил Турин. — Ты пойми, — доверительно добавил он, — просто Ване легче жить, чем Ване — секретарю райкома комсомола.

Простодушное признание это дошло и до Нефеденкова и до Степанова: нельзя же забывать, в самом деле, что товарищ их давно уже перестал быть просто Ваней.

— Ты рассказывай, Борис, — подбодрил Турин, — рассказывай не спеша и без оглядки на кого-либо… Ешь и рассказывай…

Борис ел жадно, забыв, чего от него ждут. Сидеть за чистым столом, в теплом помещении, есть вкусную пищу, в кругу своих! Когда это было вот так?

— Лепешки у тебя!.. — похвалил он. — Во рту тают… Неужели такие в городе пекут?

— Лепешки — оброк, Иван привозит их из деревень, — пошутил Степанов.

— Чай настоящий! — Нефеденков охватил стакан обеими руками, склонился над напитком и вдыхал полузабытый аромат. — И сахар! Живете, как в раю.

Смакуя хрустящий, пахнущий укропом и чесноком огурец, Борис сказал:

— Забыть бы все к черту: фрицев, предателей, трусов… Только ведь не забудешь. Так вот, слушайте! — Он отставил пустой стакан. — Представьте себе, приходит, к примеру, в дом к рабочему парень и говорит, что он хорошо знает хозяина, всю его семью, верит в них и что группа «Мститель» считает их своими. Нужна помощь: деньги, медикаменты, какие-либо вещи из тех, что сейчас имеют цену… Что-нибудь да находилось для святого дела… А парень — в другой дом, в третий… Второй парень, с тем же делом, — по пригородам, еще один — по деревням… Кто мог отказать им? Отдавали последнее, необходимое, лишь бы хоть немного приблизить победу. Группа местных подпольщиков — а дело было в Нижнем Осколе — насторожилась: что это за «Мститель»? В городе возникла еще одна организация? Кто руководит? Какие у нее планы? Стали искать связь и выяснили, что группа, пожалуй, как некое единое целое существует, однако к борьбе с фашизмом никакого отношения не имеет: мародеры! Дошли до того, что в одном селе увели свинью и забрали с десяток кур: мол, партизанам. Что делать? Подпольная группа только-только становилась на ноги, правда, немцам уже успела насолить… Не ходить же по домам и объяснять, что настоящие подпольщики они, а не те. Выпустить листовку с обращением к населению быть менее легковерными? Но не приведет ли это к тому, что перестанут верить и подпольщикам подлинным? Все предложения отметались. Командир предложил спекулянтов на святом деле уничтожить. Именем Родины. Но половина группы такое решение сочла незаконным: судить — да, но сразу казнить?.. Меж тем вражеская пропаганда начала свое дело: партизаны и подпольщики — это грабители, от которых страдает население, все еще верящее, будто возможна какая-либо борьба с «новым порядком». Каратели не заставили себя ждать: обыски, облавы, расстрелы участились…

— Немцы и без того не стеснялись, — обронил Турин.

Степанову показалось, что Ваня в чем-то сомневается. Впрочем, Турин тотчас же одернул себя:

— Извини, что перебил… Продолжай, пожалуйста…

Но Борис уловил недоверие Турина.

— Я, братцы, рассказываю так, как было…

— Продолжай, Борис, продолжай! — повторил Турин.

— Ну так вот… Положение создалось небывало критическое. Пришлось пойти на такой шаг… Самый старший из группы выследил одного из мародеров и передал ему ультиматум: прекратить грабеж населения, иначе все они будут уничтожены.

— Прекратили? — не выдержал Турин.

— Прекратили… Однако и подполье немцами было вскоре разгромлено. В живых осталось двое: один в городе укрылся, другой, Котов, сумел уйти… Он-то мне и повстречался на пути… Так вот, когда пришли наши, их встретили мародеры, выдали себя за подпольщиков, а подлинных подпольщиков объявили грабителями. Даже документы какие-то предъявили… Короче говоря, все поставили с ног на голову… Тот, что остался в городе, пытался восстановить истину, но был еще больше оклеветан: он один, а тех — пятеро… С Котовым мы трое суток шли вместе: он пробирался в область, чтобы рассказать о случившемся, я брел, еще не зная, что мне делать… Ни у него документов, ни у меня…. Шли ночами… У одной из станций встретили вот этого Дубленко. Дал нам из своей кружки воды попить — «добрый человек»!.. Он успел вскочить на подножку поезда, мы замешкались… Тут-то Котов мне все и рассказал. Дубленко — он, правда, не самый активный из мародеров, — выходит, подался вон из города, заручившись, ясное дело, соответствующей бумагой: что, мол, был участником подпольной группы и прочее… Вот так, братцы… — Нефеденков замолчал.