В горах Таврии - [63]

— Знает, — ответил Вязников.

Кучер вышел за дверь и крикнул часовому:

— Эй, разбуди Зоренко.

Заспанный, немного смущенный, стоял перед командованием отряда Зоренко.

— Саперное дело знаешь?

— Знаю.

— Мост взорвешь?

— Взорву.

— Вязников, готовь к вечеру выход, — окончательно решил Кривошта.

Отведя Зоренко в сторону, начальник штаба расспросил его о некоторых технических подробностях и убедился, что Семен с подрывным делом знаком.

Диверсионную группу формировали из Зоренко, парторга Вязникова, Смирнова, Агеева, Шаевича. Потом в группу напросился партизан Трацевский, прибывший в отряд уже после декабрьских боев. Этот человек бежал из немецкого плена и после долгих блужданий и голода встретился с ялтинскими партизанами. Он тогда доложил командиру о своем побеге из лагеря, долго рассказывал партизанам о том, как он и его товарищи по несчастью страдали за колючей лагерной проволокой. Вид у Трацевского в самом деле тогда был очень жалкий. Партизаны тепло отнеслись к нему, приняли к себе, позаботились о нем как могли. Новичок вел себя скромно, по мере сил старался помочь товарищам, копошился у землянок, носил воду на кухню, аккуратно нес охрану.

Но когда в отряде наступили тяжелые дни, Трацевский первый начал жаловаться на трудности, опять почернел, замкнулся, стал держаться от всех в стороне. При внезапных нападениях врага он становился совсем жалким: бледнел, дрожал, метался по лагерю, как загнанный зверь, бормотал:

— Все погибнем, как пить дать… Живая могила…

— Не каркай, ворон, — возмущенно обрывали его.

В отряде не любили его. От Кривошты и Кучера ему частенько попадало. Однажды комиссар отозвал Трацевского в сторонку, сказал:

— Отряд становится боевым, все бьют врага, а ты?

— Слаб я, товарищ комиссар… Никак не отойду после плена…

— Все не на курорте. Ты подумай и готовься на дело.

Через несколько дней комиссар опять напомнил:

— В какую боевую группу пойдешь?

— Вот на ногах пройдет болячка, и пойду, куда пошлете. — Трацевский сбросил с левой ноги сапог, размотал портянку и показал Кучеру гноящуюся рану.

— Где расковырял ногу? — не спуская глаз с Трацевского, спросил Кучер.

— Рубил дрова и случайно тяпнул топором, — не задумываясь, ответил партизан.

Прошло некоторое время. Узнав, что диверсионная группа идет на операцию, Трацевский сам подошел к комиссару:

— Пора и мне идти, товарищ комиссар. Прошу зачислить в эту группу.

Комиссар подумал, посоветовался с Вязниковым.

— Пусть идет, — сказал парторг. — А то и так на него все косятся. А глаз я с него спускать не буду…

…Когда я прибыл в отряд, Кривошта ушел к Ангарскому перевалу «охотиться» на немецкие машины. Кучер был озабочен долгим отсутствием группы Вязникова — со дня их выхода на диверсию прошло уже пять дней.

В лагере оставались раненые и больные, несшие охранную службу. Все с нетерпением ждали возвращения «боевиков». Особенно тревожило партизан отсутствие диверсионной группы.

— Кучер, а ты послал разведку для выяснения? — спросили мы.

— А кого пошлешь? Здоров, собственно, только я один, да боюсь покинуть больных — вдруг нападут каратели.

Мы выделили трех партизан, проинструктировали их и направили на поиски пропавшей группы Вязникова.

Утром наши посланцы принесли очень тяжелые известия. Вот что произошло.

Группа Вязникова подошла к мосту ночью. Умело сняли двух часовых. Семен долго минировал мост. Уже рассвело, когда Зоренко поджег шнур и, отбежав, спрятался за груду камней. Раздался оглушительный взрыв. От моста не осталось и основания.

Поднялась стрельба, вражеские патрули долго преследовали смельчаков. Зоренко удивил товарищей своей смелостью и хладнокровием; когда несколько гитлеровцев упорно продолжали преследовать партизан, Семен, отстав от своих, залег за камни и очередями из автомата уложил на тропе троих фашистов.

Измученные и усталые, но восхищенные неожиданной для них храбростью Зоренко, партизаны к вечеру добрались до Стильской кошары. Начали сушить обувь, греть чай и готовить свой незатейливый ужин.

Вязников в каком-то особенно приподнятом настроении веселил товарищей, часто клал руку на плечо Семена и, молча улыбаясь, глядел на него.

Наверно, в этот вечер Вязников испытывал большую радость от того, что помог еще одному человеку проявить лучшие и благородные качества, которыми так богаты советские люди.

Согревшись и обсушившись у костра, партизаны улеглись спать, довольные своим успехом. Вязников распределил по очереди дежурства. К рассвету Зоренко разбудил Трацевского.

— Твоя очередь дежурить.

Тот не сказал ни слова, поднялся, стал на пост.

Семен долго не мог заснуть: что-то тревожило его. Вдруг он заметил, что у Трацевского в руках, кроме автомата, две гранаты.

— Слушай, зачем тебе гранаты? — спросил он шепотом, боясь разбудить товарищей.

— Я хочу их почистить, а то малость заржавели, — ответил тот и вышел из кошары.

Через несколько минут в просвете, где когда-то была дверь, мелькнула фигура часового. Размахнувшись, он бросил одну за другой гранаты в спящих партизан… Раздались взрывы. Оглушенный, но невредимый Зоренко схватил автомат, выскочил из кошары. На поляне никого не было.

Семен вбежал в кошару. Ужас охватил его, когда он увидел мертвое тело парторга. Погиб и Смирнов, так и не дождавшийся встречи со своей женой и дочерью, которые жили в Гурзуфе. Уцелевший Агеев перевязывал израненного Шаевича. Колени Семена подогнулись, и он упал головой на окровавленное тело Вязникова.