В горах Словакии - [63]

— Господин капитан, не установив истины, не предъявив мне доказательства, вы уже обвинили меня в смертных грехах. Не пришлось бы вам сожалеть об этом.

— Думаю, что не придется. О фактах мы позаботимся... А пока вы свободны. Но прежде, чем уйдете отсюда, дадите подписку о невыезде из города.

— Если так необходимо, пожалуйста...

Когда он вышел, Горан сказал Ладиславу:

— Установи за ним наблюдение, а то чего доброго и этот гусь улетит на Запад.

* * *

После пережитой трагедии и похорон погибших рабочих жизнь в городе входила в нормальное русло. Люди возвращались к своим повседневным делам и заботам.

Проводив пана Клаучека в Прагу, куда он уехал, получив приглашение из консерватории, Люда вернулась домой задумчивая, притихшая.

— Ну как, проводила? — спросила пани Дана.

— Да, — не сразу ответила Люда. — Он хочет, чтобы через две недели я приехала в Прагу, там продолжила бы свои занятия.

— Ты обещала ему приехать?

— Я сказала, что приеду, если меня здесь ничто не задержит.

— А что тебя может задержать? Поезжай хоть завтра.

— Пока Александр здесь, я никуда не поеду.

— Люда! — всплеснула руками пани Дана. Что ты говоришь?

Пани Дана готова была расплакаться. Она уже давно заметила, что с появлением Александра в доме Люда очень переменилась, отдалилась от нее, перестала делиться маленькими радостями, обрела самостоятельность.

Люда мягко сказала:

— Мама, твои уговоры напрасны. Я сделаю так, как решила.

— Послушай свою мать, которая сорок пять лет прожила на свете, много видела и знает.

— Моя мать забыла, что и ей когда-то было девятнадцать.

— Я вижу, что ты не в настроении. Поговорим завтра. — И пани Дана вышла.

Люда упала на диван, уткнулась лицом в подушку и долго лежала, прислушиваясь к тому, как беспокойно бьется сердце. Последние дни она жила в тревожном ожидании какой-то беды, сама толком не зная, что за беда и откуда падет на ее голову. Это состояние угнетало, но Люда не могла отделаться от него и забыться. Все валилось у нее из рук. Во время игры на пианино Люда вдруг замирала, тревожно глядя в одну точку, отрешенная от всего, или, проходя по квартире, останавливалась, долго стояла, сжав руки на груди, потерянная и жалкая.

* * *

По вечерам пани Дана любила работать на швейной машине, но в этот раз изменила своей привычке, нашла занятие на кухне: мыла и чистила посуду, плиту, раковины и поглядывала в окно. Она ждала Александра. Когда он появился в коридоре, пани Дана открыла дверь в свою комнату и тихо сказала:

— Саша, зайдите ко мне. Хочу с вами поговорить.

Он прошел за ней.

— Прошу. — Она села на диван и указала на место рядом.

Александр сел, несколько озадаченный волнением пани Даны, которое она не могла скрыть.

— Хорошо, что Люда играет на пианино и не слышала, как вы вошли, — не повышая голоса, продолжала она: — Я что хотела вам сказать, — пани Дана умолкла, комкая в руках платок. — Не знаю с чего начать... Одним словом... Моя дочь любит вас... Я знаю, но не препятствую...

— Спасибо, — сказал Александр и почувствовал, что волнение передалось и ему.

— Но я не об этом. Хочу найти у вас помощь и поддержку.

— Если в моих силах...

— Именно в ваших. Пан Клаучек, уезжая в Прагу, предложил Люде приехать к нему через две недели, чтобы она под его наблюдением готовилась к поступлению в консерваторию. Вместо того, чтобы воспользоваться его любезным приглашением, она сегодня заявила мне: пока Александр здесь, я никуда не поеду. Как вам это нравится?

— Совсем не нравится, — сказал Александр. — Видимо, она пошутила. Я же знаю, как Люда стремится в консерваторию. Вот увидите, пани Дана, придет срок, и она часа не задержится дома. Я всеми силами буду содействовать этому.

— Так я надеюсь на вас.

— Можете полностью положиться.

— Но Люде о нашем уговоре ни слова.

Александр прошел в свою комнату. Люда встала из-за пианино и, подставляя губы для поцелуя, сказала:

— Ты сегодня задержался. Я скучала без тебя.

Они ужинали вдвоем. Люда была оживлена, много говорила, стараясь приглушить свою тоску, и Александр не решился говорить о консерватории.

Ночь он провел беспокойно, рано поднялся и пошел в военный городок, не зная, что готовит ему грядущий день.

В девять часов командир полка собрал офицеров на совещание и объявил, что получен приказ о выводе их дивизии из Чехословакии.

— Я сердцем чувствовала, что это вот-вот случится. Не зря тревога последние дни не покидала меня, — сказала Люда, когда Александр, приехав вечером домой, сообщил ей об этом.

Она сидела на диване жалкая, с опухшим от слез лицом.

— Не надо плакать, — сказал он, прижимая ее ладония к своим щекам. — Верь мне, что я сделаю все для того, чтобы мы были вместе. Не для того мы встретились, чтобы расстаться навсегда. Придет наш час, придет...

Через два дня дивизия покидала город...

ЭПИЛОГ

В ночь на 21 августа 1968 года командир одного из соединений Советской Армии генерал-майор Александр Николаевич Морозов стоял с офицерами своего штаба в нескольких десятках метров от шлагбаума, установленного на чехословацкой границе. Мимо по дороге шли бронетранспортеры и танки: на территорию Чехословацкой Социалистической Республики вступали подразделения советских войск. Сейчас их путь лежал в тот район, где в мае — июне 1945 года со своей батареей находился юный капитан Александр Морозов, где родилась его первая любовь.