В горах Ештеда - [35]

Такая девушка была, разумеется, кладом для старостихи, — ведь ко всему она должна была еще и ненавидеть Антоша. Хозяйка усадьбы была уверена, что сможет вертеть бесхитростной девушкой, как заблагорассудится, и легко вовлечет ее в свои козни против мужа.

Сильва приняла это место примерно из тех же соображений, из каких оно было предложено. Она тоже хотела побесить Антоша, неожиданно и явно назло ему очутившись у него в доме. В то же время ее радовало, что тут ей непременно представится возможность доказать ештедским парням, сколь мало они значат в ее глазах, Сильва могла бы устроиться куда выгодней, чем у старостихи. Многие скупщики волокна, знавшие ее торговую сноровку, предлагали ей приличное жалованье, а один состоятельный вдовец даже готов был сразу взять ее в жены, хотя у девушки ничего, кроме того, что на ней, не было. Сильва могла бы иметь красивый дом, большой земельный надел, могла бы стать настоящей хозяйкой, но она и слышать об этом не хотела, с нетерпением ожидая минуты, когда переселится к старостихе и увидит вытянувшиеся от удивления физиономии своих бывших соперников.

— Как станем мы по весне выгонять скотину, да и на пасху тоже, придется мне целый день просидеть взаперти, не то убьют, право слово, убьют… — со смехом говорила она старостихе, явившись к ней с расписным сундучком в руке. И тут же изобразила кислые рожи парней, повстречавшихся ей по дороге и сгоравших от желания узнать, куда это она разлетелась со своими пожитками.

Хозяйка усадьбы с улыбкой кивнула: мол, девушка права. Ей было на руку, что Сильва сразу же заговорила о парнях и о своем соперничестве с ними. Старостиха сочла это добрым предзнаменованием. Дело в том, что на пасху и в день, когда скот впервые выгоняют на пастбище, парни и девушки до крови стегают друг дружку прутьями, а в день первого выпаса еще и поливают холодной водой, чтобы все лето каждый был проворен в работе. До поздней ночи разносятся по деревне крики и смех. Парни подстерегают девушек, девушки — парней; иной раз случается настоящая драка.

Сильва сразу почувствовала себя в усадьбе словно дома. Она не ждала, пока ей укажут, что и как делать, хваталась за всякую работу, и за женскую и за мужскую, с любым делом управлялась быстро и ловко. Старостиха, довольная, отмечала про себя, что девушка не только умеет работать, но и знает, за что когда браться.

С тех пор как Антош уехал, сразу стало видно, как много значил он для хозяйства. Всюду не хватало его рук, его знаний, его смекалки, и никто не мог его заменить. Прежде в усадьбе «у старосты» работы завершались раньше, чем у других, в этом же году здесь ни в чем не поспевали за соседями. Затянули сев озимых, копку картофеля, запоздали с молотьбой. Даже по скотине за эти несколько недель, пока она была без хозяйского присмотра, стало заметно, что ходят за ней всего лишь наемные батраки. Старостиху бесило, что хозяйство без Антоша разваливается, — всякий, кто проходил мимо их усадьбы, мог это сразу заметить. И она заранее досадовала, предчувствуя, как обрадуется Антош, когда увидит, что его отсутствие ощущалось на каждом шагу. Но все ее попытки поддержать прежний порядок ни к чему не вели. Голова утратила былую ясность. Решив взглянуть на полевые работы, она по дороге забывала, за чем шла, а добравшись до какого-нибудь отдаленного поля, впадала в задумчивость и останавливалась: «Где сейчас этот проходимец? Скоро ли вернется? Не связался ли с какой-нибудь девкой? Как восстановить над ним свою власть?» А когда она наконец приходила в себя, батраки уже возвращались с поля; работа, за которой она собиралась приглядеть, была уже окончена. И так во всем. С самыми важными распоряжениями она опаздывала. Ее приказы, наставления, разносы оказывались не к месту. Семейные раздоры поглотили ее целиком, лишили энергии, выдержки, хозяйственного рвения.

И потому жизнерадостная, бойкая Сильва пришлась старостихе весьма кстати — веселый нрав девушки благоприятно действовал на работников, с ее шельмовскими ухватками дело стало спориться куда лучше. Выдумки Сильвы пробуждали изобретательность остальных. Под ее шуточки батраки играючи выполняли работу, от которой до того всячески уклонялись. Столь необычные для девушки сила и ловкость заставляли и других, дабы не осрамиться, поспевать за ней. Теперь в усадьбе постоянно в чем-либо состязались. Старостиха то и дело слышала под окном: «Ну, кто больше унесет? Кто больше подымет? Кто быстрее управится?» Батраки являлись к обеду и к ужину совершенно вымотанные, но веселые, с шутками и смехом. Давненько не бывало «у старосты» так шумно, как в эти дни, никогда еще в отсутствие Антоша не работали люди с такой охотой. И снова хозяйство стало налаживаться. Сильва была первой не только в забавах, но и в работе.

При всей необузданности своего характера, она не настолько была увлечена проделками и проказами, чтобы не заметить дурного настроения старостихи. Это огорчало ее. Она не выносила, когда рядом с ней кто-то страдал. Видя, что старостиха постоянно погружена в какую-то необъяснимую скорбь, девушка ломала голову, как бы хоть немного развеселить ее. Старостиха всегда была с Сильвой приветлива, но девушка при ней чувствовала себя скованной, как-то не по себе ей становилось под взглядом этих темных строгих глаз. Однажды вечером Сильва нарочно осталась в горнице, решившись наконец спросить хозяйку, что ее печалит.