В горах Ештеда - [23]

Не зная, кого, собственно, подозревать, ибо как она ни шпионила за Антошем, ей не удалось подметить ни одного обращенного в чью-либо сторону нескромного взгляда, старостиха решила поочередно перебрать всех известных ей девушек и женщин моложе пятидесяти лет. Что ни день, она произносила новое имя. Антош выслушивал ее все с тем же внешним безразличием и внутренним негодованием. И пропасть между супругами ширилась с каждым часом.

Наконец слишком туго натянутая струна лопнула.

*

Случилось это в воскресенье, в храмовый праздник. После обеда все готовились пойти в трактир, где по таким дням не обходилось без музыки и танцев. Хозяева и работники надевали что понаряднее. И тут дьявол снова стал искушать старостиху. Завязывая ленты своего шелкового, расшитого золотом передника, она с испугом заметила, как похудела за последнее время. И вспомнила, что все почему-то смотрели на нее, когда она утром в костеле прошествовала рядом с мужем к своей скамье. Антошу так шли и новый синий сюртук, и высокие, до блеска начищенные сапоги, и бархатный жилет с красовавшейся на нем золотой цепочкой от часов, и только она, жена, не годилась, не шла ему. По крайней мере именно это прочла старостиха в глазах соседей. Она сохла, желтела, старела. А он? Он лишь начинал по-настоящему жить. Ему едва минуло тридцать, а ей уже за сорок…

Эти размышления наполняли сердце женщины отчаянием, и она не удержалась, чтобы не кольнуть того, кто был причиной ее страданий, не могла больше мучиться в одиночку, даже если бы речь шла о спасения ее души.

— Что ты сказала? — мрачно переспросил Антош. Он нарочно не захотел понимать услышанного, чтобы не ссориться в такой торжественный день. Думал, она не решится повторить, но она вновь и еще злее произнесла:

— Я говорю, что хотела бы взять к нам девушку, которой можно доверить дом и детей, когда я ухожу на целый вечер и целую ночь, как, например, сегодня. Да только…

— Что «только»? Твое хозяйство вроде бы приносит достаточный доход, чтобы нанять лишнюю служанку, если она действительно тебе нужна.

С тех пор как старостиха переменилась к Антошу, он никогда не позволял себе сказать «наше хозяйство». И жена его уже не поправляла.

— Не о том речь. Я сама знаю, что могу и чего не могу. Но я не потерплю сраму в своем доме…

— Какого сраму?

— Не тебе спрашивать!

Антош и впрямь больше ни о чем не спрашивал, только перестал одеваться. Он почувствовал, что опять надвигается гроза! Но хотя старостиха не могла не заметить, как изменился он в лице, это ее не остановило.

— Какая-нибудь грубая девка, не дорожащая своей честью, мне не нужна, таких у меня полон дом. А воспитанной девушке, которая по-настоящему заменила бы меня в доме и возле детей, я не хочу портить жизнь…

Это уже переходило всякие границы. Антош не мог больше притворяться, что не понимает намеков. Терпение его было на исходе. И с угрозой в голосе он произнес:

— Похоже, ты надумала подразнить меня веселой шуткой… Но не забывай, жена — много зла произошло оттого, что люди шутили невпопад.

— Я не шучу, — упрямо настаивала она.

Антош резко поднялся со стула, спустив на пол мальчиков, которые вскарабкались к нему на колени. Полуодетый, он вышел в сад — хоть немного остыть. Чувствуя, что с ним происходит недоброе, дети расплакались. Тогда мать, не зная, на ком бы выместить свой гнев, заперла их в темный чулан и не выпускала почти час, пока не вернулся Антош. Он выглядел так, словно за это короткое время перенес тяжкую болезнь.

— За что ты наказала детей? — спросил он жену, когда, заплаканные и напуганные, они забрались в постель и заснули, обессилев от горьких слез.

— Не твоя забота, — вызывающе бросила старостиха.

Антош опять побледнел, но потом овладел собой.

— Одевайся живей, — сказал он, с величайшим трудом сдерживаясь и думая только о том, чтобы хоть в этот день избежать унизительной сцены. — Я встретил в сенях человека, которого прислал трактирщик. Соседи уже справлялись о нас. Придется поторопиться.

Это не было простой уловкой; трактирщик, дальний родственник старостихи, действительно послал за ними, поскольку, и верно, о них уже спрашивали. В храмовый праздник каждый хозяин должен явиться со своей женой к музыке, что бы там ни случилось. Если кто из них придет один или тем более оба не покажутся, на то должна быть очень веская причина, иначе об этом будут повсюду судачить. Не прийти — все равно что во всеуслышание объявить о разрыве, о семейной распре, которую больше не могут или не хотят скрывать. Стемнело, а старостиха с мужем все еще не показывались в трактире. Соседи начали шушукаться, а соседки допытывались от их работников, что, мол, там происходит. Служанки не заставили себя долго упрашивать и все доложили в подробностях. Вскоре весь трактир знал об очередной ссоре между Антошем и старостихой. Люди немало дивились ее легкомыслию: зачем возводить на мужа напраслину и только искушать судьбу, зачем попрекать Антоша любовницами, которых у него никогда не было. А молодые девушки шептались, что-де и поделом бы старостихе, кабы Антош нашел какую-нибудь пригожую молодку; вот бы она взвилась! Пускай печенка у нее лопнет со злости, пускай отправится к своей прабабушке!