В горах долго светает - [114]

На сей раз повезло: и Герцев, и Белицкий оказались на месте. Чем-то они были похожи друг на друга. Может быть, неторопливостью движений и чуть развалистой походкой, отличающей летчиков и моряков, особенно когда они «дома», среди своих. К тому же командир и замполит почти ровесники. Герцев сдержан, немногословен, в нем сразу чувствуешь воина. Белицкий тоже говорит мало (может быть, пока приглядывается к человеку), но в нем угадываешь сердечную открытость. Несомненно, тут сказывается и профессия — он ведь политработник. Белицкий, видимо, из тех, кто при встрече умеет первым улыбнуться незнакомцу, располагая его к доверию. Трудно даже представить, что эти ясные глаза столько раз видели смертельную опасность. Даже в светло-голубом летном костюме он походил не на воина, а скорее — на учителя или доктора.

Белицкий показывал мне расположение летчиков эскадрильи. Уютные жилые кубрики, экипажи здесь работают и живут по-семейному, никогда не разлучаясь, Койки аккуратно прибраны, на столиках — журналы и книги, приемники и магнитофоны, есть даже цветомузыка, устроенная руками самих летчиков. От Белицкого я узнал, что у них идет соревнование на лучший кубрик, ленинскую комнату, место отдыха. Даже курилки здесь особенные — с маленькими проточными бассейнами, населенными живым миром. В жилых кубриках и ленинской комнате мы всякий раз невольно задерживались у рисунков детей, присланных из дома. Над койкой Белицкого — портрет молодой женщины с ребенком.

— Мои, — пояснил Леонид. — Наташа и Катюшка. Стали часто сниться. И мать с отцом. А недавно дед приснился. — Леонид помолчал. — Странный какой-то сон. Я деда таким никогда не видел: в полушубке, в шапке со звездой и автоматом ППШ в руке. Машет мне, будто за собой зовет... Дед Марк у меня был героический — белорусский партизан...

Да, экипажи этой эскадрильи, конечно же, летают и ночами. Как раз накануне пришлось со своими летать и Белицкому. Позже мне рассказали подробности.

Был тот случай, когда жестоко сталкиваются «Надо!» и «Нельзя!». А надо было срочно вывезти двух заболевших людей с неосвещенной площадки, по которой стреляли душманы. В таких случаях командир не может приказывать. Вызывать добровольцев он тоже не имеет права: самая отчаянная храбрость в соединения с самым высоким искусством пилота не гарантируют от роковой ошибки при посадке на незнакомый пятачок в чернильной темени гор. Но человек потому и человек, что не может он жить со спокойной совестью, если не сделает хотя бы и безнадежной попытки спасти другого человека в критическую минуту. У командира все-таки было одно человеческое право: выбрать самого надежного среди пилотов эскадрильи и попросить его сделать невозможное. Вызывать никого не пришлось. Подошел Белицкий и просто сказал: «Лететь надо мне, Александр Дмитриевич». И Герцев согласился.

Люди были спасены.

— Леонид Николаевич, — спросил я Белицкого, — уж не вы ли, часом, выручали недавно в горах группу десантников, окруженную бандой? Очень там ребята восхищались работой летчиков. А восхищение десантников чего-нибудь стоит.

Белицкий улыбнулся:

— К моему личному сожалению, их восхищение заслужил не я. Вы комэска нашего порасспросите или капитана Лукьяненко — они тогда работали.

К неожиданным подъемам по тревоге майору Герцеву не привыкать. Когда ему среди ночи сообщили о группе наших воинов, попавших в душманскую ловушку, он сразу решил лететь сам, со своим ведомым. Потому что быстро отыскать в громадных, затопленных тьмой горах единственную вершину способен не каждый даже опытный пилот. А найти надо быстро.

Через несколько минут пара вертолетов во главе с командиром вышла в расчетную точку, и летчик-штурман эскадрильи капитан Сергей Косицын вычислил направление на цель. В экипаже капитана Анатолия Лукьяненко летчик-штурман Виктор Жигадло вел свои расчеты — в слепом полете по приборам взаимный контроль еще никому не повредил...

Над фонарями кабин мерно качался звездный купол, тяжелая глухая темень без единого огонька текла внизу. По погашенным звездам угадывали высокие пики гор, заступающие вертолетам дорогу. Держать предельную скорость полета было нельзя — с этим в ночных горах приходится мириться.

Летчики не знали точной обстановки на горе, где находилась запросившая помощи группа десантников, однако предполагали: кому-то придется садиться на незнакомый пятачок, чтобы взять людей. Поэтому оба вертолета несли светящиеся авиабомбы.

В расчетное время увидели короткие вспышки — словно кто-то чиркал отсыревшими спичками на дне гигантского колодца, и накаленные трассы очередей скрещивались в одном месте; душманы вели огонь по вершине горы. В ту же минуту радист десантников подтвердил, что Косицын безошибочно вывел машины в нужное место.

Гирлянды САБов зажглись в небе, их красноватый свет, погасив звезды, озарил незнакомую гору, черным провалом за ней лежало ущелье. С плоской макушки горы немедленно взмыли сигнальные ракеты десантников. Сбросив скорость, винтокрылая пара на небольшой высоте пошла в облет горы.

Может быть, в рассеянном свете САБов стали заметны силуэты низко летящих машин, или душманы действовали наугад, по звуку, — верхний склон горы вдруг опоясался частой цепью вспышек, багровым потоком прожгла небо длинная очередь крупнокалиберного пулемета, нащупывая головной вертолет. И тогда огненные стрелы ринулись с неба к земле, и зенитный пулемет душманов словно захлебнулся.