В глубине ноября - [16]
Снусмумрик поднял нос и принюхался. Воздух был прохладным, как железо. Пахло электричеством. Молнии обрушивались теперь большими дрожащими пучками, параллельными столпами, вся долина озарилась их слепящим светом. Снусмумрик в восторге застучал ногами. Он ждал дождя и ветра, но их всё не было. Только гром перекатывался туда-сюда между горными вершинами, как огромный тяжёлый шар, запахло гарью, и наконец раздался последний восхитительный, головокружительный раскат. Стало совсем-совсем тихо, и больше ни одной вспышки.
«Какая странная гроза, — подумал Снусмумрик. — Интересно, куда попала молния».
И тут он услышал с реки ужасный крик, и по спине у него пробежал холодок. Молния попала в Староума!
Снусмумрик добежал до реки. Староум прыгал на берегу и кричал:
— Рыба! Рыба! Я поймал рыбу!
Он держал окуня двумя руками и был вне себя от радости.
— Как думаешь, лучше зажарить или сварить? — спросил он. — А коптильня здесь есть? Найдётся тут кто-нибудь, кто способен приготовить эту рыбу и не испортить?
— Филифьонка! — засмеялся Снусмумрик. — И ещё раз Филифьонка!
Из щели выглянула дрожащая морда Филифьонки, все усики у неё стояли дыбом. Она впустила Снусмумрика в кухню, закрыла дверь на засов и прошептала:
— Кажется, я спасена.
Снусмумрик кивнул. Он понял, что Филифьонка говорит не о грозе.
— Староум поймал свою первую рыбу, — сказал Снусмумрик. — И теперь Хемуль утверждает, что рыбу умеют готовить только хемули. Правда, что ли?
— Ничего подобного! — взвилась Филифьонка. — Рыбу умеют готовить только филифьонки, и Хемуль это прекрасно знает.
— Но ты же всё равно не сможешь сделать так, чтобы на всех хватило, — печально заметил Снусмумрик.
— Это ты так думаешь! — воскликнула Филифьонка и схватила окуня. — Хотела бы я посмотреть на ту рыбу, которую я не смогу приготовить на шестерых.
Она толкнула кухонную дверь и серьёзно сказала:
— Теперь выйди отсюда, я хочу готовить в одиночестве.
— Ага, — прокричал Староум, он успел уже сунуть нос в дверную щёлку. — Значит, она всё-таки любит готовить!
Филифьонка выронила рыбу на пол.
— Сегодня ведь День отца, — пробормотал Снусмумрик.
— Ты уверен? — недоверчиво переспросила Филифьонка. Она сурово посмотрела на Староума и спросила:
— У тебя есть дети?
— Ещё чего не хватало, — парировал Староум. — Я не люблю родственников. Были у меня какие-то внуки, но я про них позабыл.
Филифьонка вздохнула:
— Почему ни один из вас не умеет себя вести? В этом доме с ума сойти можно. Уходите отсюда, оба, я буду готовить.
Филифьонка закрылась на засов и подняла окуня. Потом оглядела Муми-мамину кухню и забыла обо всём на свете, кроме того, как правильно готовить рыбу.
От короткой яростной грозы Мюмла ужасно наэлектризовалась. Рыжая грива сыпала искрами, каждая волосинка на руках и ногах стояла дыбом и подрагивала.
«Я зарядилась дикой энергией, — подумала она. — Я могла бы вытворить что угодно, но не буду. Как приятно делать только то, что хочешь». Мюмла свернулась клубочком под одеялом из гагачьего пуха, чувствуя себя маленькой шаровой молнией, клубком огня.
Хомса Киль стоял у чердачного окошка и смотрел, как вспыхивают молнии над Муми-долиной, стоял гордый, зачарованный и даже немного испуганный. «Это моя собственная гроза, — подумал он. — Это я сам сделал. Я наконец-то научился рассказывать так, чтобы получалось заметно. Я рассказал последнему нуммулиту, маленькой радиолярии из подцарства простейших… Я тот, кто пускает громы и мечет молнии, я хомса, о котором никто не знает».
Он подумал, что наказал своей грозой Муми-маму, и решил хранить молчание и не рассказывать больше ни при ком — только себе и нуммулиту. До наэлектризованности остальных ему не было дела, она ощущалась в воздухе, но скорее как что-то чуждое, у него ведь была его собственная гроза. Он был бы рад, если бы вся долина опустела, оставив ещё больше места для фантазий; для того, чтобы придумывать как следует, нужны пространство и тишина.
Летучая мышь по-прежнему свисала с потолка, её не беспокоила гроза.
Хемуль крикнул из сада:
— Хомса, приходи помогать!
Хомса спустился с чердака, подошёл к Хемулю, прячась в волосах и молчании, и никто понятия не имел о том, что он держит в своих лапах ливни тропических лесов.
— Какая гроза, а? — сказал Хемуль. — Испугался?
— Нет, — ответил Хомса.
13
Ровно к двум часам Филифьонкина рыба была готова. Она пряталась в большом, исходящем паром светло-коричневом пудинге. В кухне надёжно и успокаивающе пахло едой, кухня снова стала кухней, тёплой, заботливой — тайным сердцем дома, сокровенным оплотом безопасности. В неё не могли проникнуть никакие насекомые, никакая гроза — здесь властвовала Филифьонка. Страхи и обмороки отступили, спрятались в самый дальний уголок мозга и были заперты там на замок.
«Слава богу, — подумала Филифьонка. — Прибираться я больше не способна, зато готовить ещё могу. Ещё не всё потеряно!»
Она открыла дверь и вышла на крыльцо, сняла с гвоздика латунный Муми-мамин гонг, она держала его в руке и видела в нём своё спокойное, торжествующее лицо, она взяла палочку с круглой деревянной головкой, обёрнутой в замшу, и застучала — бом-бом-бом по всей долине! Обед, идите есть!
