В глубине души - [56]

— Наночка, мне надо переодеться и умыться… — пролепетала Галя, предчувствуя что-то недоброе.

Нана молча взирала на нее из-за спины мужа, и выражение ее глаз было точь-в-точь таким же, как у людей, изображенных на портретах Гии.

Наконец заговорил Дото:

— Галя! — произнес он менторским тоном. — Я не могу тебя впустить в квартиру в таком виде. У меня гости, ты меня скомпрометируешь.

— Как? — не верила своим ушам Галя. — Вы это серьезно?! Это же ваш друг! Он хотел меня изнасиловать! Он меня чуть не убил!

— Тебя никто не заставлял спускаться к нему в мастерскую… — отрезал Дото и с грохотом закрыл перед Галиным носом дверь.

До последней секунды Галя ждала, что Нана вмешается, защитит ее, объяснит мужу, что так с друзьями не обращаются.

Но Нана не вымолвила ни слова, она стояла за спиной мужа, как его тень. И вся ее поза выражала молчаливое согласие.

Галя думала недолго. Сначала ее охватила неуемная дрожь, дрожь была такой силы, что Галя слышала, как стучат друг о друга зубы. Потом все успокоилось, и она почувствовала, как в ее душе темной, вязкой массой разливается безразличие. А потом ее как будто что-то толкнуло в спину, и она полетела вниз по лестнице.

…Сидя в плацкарте на нижней полке, Галя смотрела в окно и с восторгом ощущала в себе движение, как будто не поезд несся сквозь пространство, разбивая его на ритмичную звуковую гамму, а пространство протягивалось через нее в сладком звуковом потоке.

Это было как песня, беспрерывно звучащая где-то под сердцем. Галя возвращалась к себе. Не к себе домой, где ждала ничего не ведавшая мама, она возвращалась к своему «я», к своему началу, от которого увела ее неправильная мечта.

Теперь Галя твердо знала, что мечтать можно только о вещах, суть которых тебе хорошо известна.

Какой наивной она была, когда ехала в этом же поезде в другом направлении, и какой умудренной опытом чувствовала себя, навсегда покидая Тбилиси. Она понимала, что благодаря событиям последнего месяца она нащупала нечто чрезвычайно важное, некое ощущение, смысл которого пока остается для нее закрытым, но обязательно откроется в течение жизни.

Ей стало ясно, что все произошедшее с ней является всего лишь ключом к сложнейшей структуре человеческих взаимоотношений и что ни из чего нельзя делать однозначных выводов, потому что каждый человек может быть одновременно очень плохим и очень хорошим. Вот, например, Гурам…

Гурам ехал на своей красной «копейке». Ничего не подозревая. Он насвистывал какую-то дурацкую, привязавшуюся с самого утра мелодию, и настроение его было безоблачным и приятным, когда вдруг из подъезда дома на проспекте Руставели выскочила девица и с лету бухнулась ему под колеса.

Гурам был опытным водителем, и поэтому удар получился несильным, но тем не менее Гурам подумал, что это конец.

Как это ни было странно, но в этот момент он думал не о конце девчонки, а о собственном конце, потому что за руль он сел в легком подпитии.

К счастью, на улице никого не было. Гурам вышел из машины, воровато огляделся по сторонам и, убедившись, что свидетелей нет, подошел к жертве происшествия.

Галя лежала на асфальте почти голая. Непроизвольно Гурам отметил сияющую белизну кожи и нежнейшую линию груди.

Он приложил два пальца к ее шее, нащупал тонкую жилку — пульс бился ровно.

«Слава богу, — подумал Гурам. — Ничего страшного, скорее всего, просто шок».

Он аккуратно поднял Галю на руки, отнес в машину и уложил на заднее сиденье.

Гурам был очень приличным человеком и никогда никому не причинил зла, но сейчас мысли в его голове, сами по себе, как будто без его участия, двигались в преступном направлении.

«Правильным было бы отвезти ее в больницу, — думал он, — чтобы проверить, нет ли переломов, разрывов внутренних органов. Но в больнице коллеги начнут задавать ненужные вопросы, потом обнаружится на машине вмятина, в общем, не отвертишься».

Гурам был хирургом. И как раз ехал домой после удачной операции, а тут надо же — такая превратность судьбы! Только что там, на операционном столе, спас человека, а здесь чуть не убил.

Галя тихо застонала.

«Ладно, — решил Гурам, — отвезу ее на квартиру к матери. Мать у родственников в горах, квартира пустует. Сам обследую, сам выхожу, а если, не дай бог что, в больницу никогда не поздно».

После тщательного осмотра Гурам пришел к выводу, что девица — целехонька, только испытала сильнейший шок.

— Найти бы этого мерзавца, из-за которого она на такую глупость решилась, своими бы руками задушил!

Гурам позвонил жене, сообщил, что ему придется какое-то время пожить у матери, и попросил принести еды.

Жена ни о чем не спрашивала. Надо так надо.

Она твердо усвоила одно правило — меньше знаешь, крепче спишь. Ее силы уходили на воспитание детей, а на измены мужа сил не оставалось.

На следующий день Гурам позвонил на работу и сказался больным. Жене объяснил все как есть и, как вещественное доказательство, предъявил пациентку, которая лежала в бреду.

— Ты мне помоги, Нино! — попросил он.

Увидев полудохлую девицу, Нино несказанно обрадовалась.

«Такая никак не может быть соперницей», — подумала она и ошиблась, потому что Гурам с первого же мгновения, еще когда увидел ее полуобнаженное тело на черном асфальте, почувствовал, как в груди его образовывается большая пустота, готовая впустить в себя новое чувство.