В глубине души - [54]

— Вот как, значит, ты из противоречия замуж вышла! Это неправильно, Наночка! Ты же всех вокруг себя несчастными сделаешь и сама погибнешь!

— Молчи! — закричала Нана. — Что ты понимаешь! Я люблю мужа! — Ее лицо пылало, глаза побелели.

Галя испугалась: по этой реакции она поняла, что попала в самую больную точку.

И тут же возникло чувство такой щемящей близости, такого сочувствия к этой несчастной женщине, готовой из-за непомерной гордости исковеркать свою судьбу.

— Наночка! — Галя прижалась к подруге. — Может, еще не поздно? Может, еще все можно исправить?

Нана резко вскочила на ноги, отчего Галя отлетела в угол кушетки и больно стукнулась головой о стену.

— Ты в нашей жизни ничего не понимаешь! — выпалила Нана, как в горячке. — У нас не выходят замуж на пять минут, как в России, поэтому не лезь с советами. Сегодня вечером встречаемся у Дото на квартире, тебя туда отвезут. А теперь поспи, на тебя страшно смотреть… — С этими словами Нана вышла из комнаты.

В другой раз Галя бы обязательно обиделась, но сейчас, потрясенная трагизмом ситуации, она только чувствовала, как ноет сердце, и силилась распознать, по кому эта тоска, обволакивающая душу, — по Нане или по ней самой?

Вечером у Дото собрались несколько самых близких друзей, среди которых оказался и Гия.

Квартира была тесной и душной, но всё — и вино, и песни, и даже эта духота — как будто пыталось сплавить людей в нечто общее, неделимое.

И здесь, за этим столом, действительно казалось неважным, за кого Нана вышла замуж — за Дото или за Гию, с кем она ляжет спать после шумного праздника.

Все в этом доме казалось единым, и все принадлежали всем.

Галя, как завороженная, внимала грузинскому многоголосью, она была влюблена непонятно в кого; то ли в Гию, то ли в Нану, то ли во всю Грузию!

Ей хотелось всю жизнь вот так сидеть за этим столом среди бородатых красавцев и слушать, как в слаженный хор мужских голосов нежной тоскующей нотой вплетается сильное сопрано ее единственной подруги Наны.

Галя не умела петь, но ее душа, сливаясь воедино со стройными голосами, возносилась так высоко, что становилось трудно дышать, и, подчиняясь магической силе мгновения, Галя забыла о наставлениях Наны, и ее чувства, отяжелевшие от непомерной красоты вечера, прорвав все преграды, опять устремились к невозмутимому Гие, который сегодня был особенно хорош в своей задумчивой отстраненности.

Весь вечер он сидел, тяжело навалившись на край стола, и его горестная фигура гармонично вписывалась в орнамент вечера, как бы сдерживая, не давая взорваться радости, заложенной в идее свадьбы.

Это было красиво — и его молчаливое страдание, и сочувствующее понимание гостей, и снисходительное внимание Дото, который оказывал милость к падшему. Все это гармонично сливалось в органное гудение голосов, и только Галя силилась и никак не могла понять, для чего этим людям нужно такое хитросплетение нитей судьбы.

Зачем они запутывают такие простые и ясные вещи? Чтобы потом страдать, любуясь нелепостью получившегося узора?

Уже было далеко за полночь, когда Гия встал и вышел курить на балкон. Курить можно было и в комнате, но он почему-то вышел.

Галя видела со своего места распахнутое окно, черное небо и на фоне этой черноты — белый дым от его сигареты. И ей показалось, что он ее ждет, специально выйдя из комнаты.

Галя встала, направилась на балкон. Там она бесшумно подошла к Гие и тихонько дотронулась до его плеча. Он медленно повернул голову и улыбнулся своей хищной улыбкой.

— Что, надоели наши песенки? — Только сейчас Галя заметила, что Гия был сильно пьян.

Его язык заплетался, веки тяжело лежали на глазах, приоткрывая диковатые белки.

«Нет, все-таки хорошо, что Нана вышла за Дото!» — подумала Галя. В этом Гие была какая-то скрытая злость, которая прорывалась наружу, когда он переставал за собой следить.

— Они здесь все до утра сидеть будут, — произнес Гия и с презрением выстрелил недокуренной сигаретой в черное пространство. — А мне надоело, все они надоели. Хочешь, спустимся ко мне в мастерскую? Она здесь, в подвале. Я тебе мои работы покажу.

Если бы на балконе в этот момент был кто-то третий, то Галя была бы уверена, что Гия обращается не к ней, а к тому самому третьему. Гия как-то странно избегал ее взгляда, как будто выискивал кого-то в темноте.

— Ну, что, пошли? — Гия взял Галю за руку.

— Нет! — Галя попыталась высвободить свою руку. — Я не пойду.

— Почему? — Гия сжал ее руку так, что Галя вскрикнула. — Я не пойду, пусти, мне же больно!

— Прости! — Гия поднес Галину руку к губам и поцеловал в раскрытую ладонь. — Я немного перебрал с выпивкой, проводи меня, пожалуйста, а то я сам не дойду.

Теперь он смотрел ей в глаза, и в его взгляде была то ли усталость, то ли нежность, Галя не могла понять. Но для нее было ясно одно — она пойдет за ним в мастерскую и, наверное, пойдет на край света, только бы он смотрел на нее вот так — из-под полуприкрытых век, и держал за руку, даже если это причиняет боль.

— Я не пойду! — сделала последнюю попытку Галя. — Это неудобно.

— Не придумывай, — мягко возразил Гия. — Чего тут неудобного? Мы же друзья.