В глубине души - [57]

Гурам был романтиком, его не интересовали случайные связи. Если он увлекался, то это было всерьез и надолго.

И единственным непреложным правилом во всех его романах было одно: семья — это святое!

И Нино, зная об этом, была относительно спокойна.

Чем дольше Гурам ухаживал за своей подопечной, тем сильнее проникался к ней трогательным нежным чувством. И Галя задолго до того, как окончательно пришла в себя, стала испытывать нечто вроде доверия к окружавшему ее пространству.

Оно было живым и теплым, это пространство, и ей хотелось лежать и лежать в нем, как в колыбели, и чувствовать вокруг себя чье-то очень заботливое присутствие.

Когда Галя впервые за долгое время открыла глаза и увидела лицо Гурама, оно показалось ей совершенно родным, как лицо человека, которого знаешь всю жизнь.

— Ну наконец-то… — произнес Гурам и стал щупать пульс на ее запястье.

— Где я? — поинтересовалась Галя.

— Слава богу, не на небе, — пошутил Гурам. — Вы у меня дома, меня зовут Гурам, и под моей машиной вы пытались покончить со своей жизнью. Почему?

Ответу на этот вопрос Галя посвятила последующие несколько дней.

Гурам заботливо слушал, держа в крепких руках хирурга ее слабую ладошку, и эта слабость, эта беззащитность разливались томящим чувством вокруг его сердца.

Галя была такой хрупкой, такой невесомой! И он уже знал все изгибы ее полудетского тела.

Тем временем Галя быстро шла на поправку, и вот однажды, почувствовав себя достаточно окрепшей, она встала и удалилась в ванную комнату.

Она отсутствовала долго, так долго, что Гурам начал нервничать.

Он несколько раз постучал в дверь, чтобы узнать, все ли в порядке. На что Галя отвечала мелодичным пением и плеском воды. Наконец дверь отворилась, и из клубов пара к нему навстречу шагнуло что-то божественное, что-то немыслимое, что-то такое, отчего Гурам разом лишился рассудка.

На Гале была надета мужская рубаха, которая доставала ей почти до колен; пушистые светлые волосы обрамляли до прозрачности нежное лицо, губы приоткрывались в заманчивой улыбке.

— Богиня! — прошептал Гурам и бухнулся на колени. — Всю жизнь на руках носить буду! Никому, никому не отдам!

Какой смысл вкладывал Гурам в эти слова? Скорее всего, никакого. Он был попросту потрясен красотой момента.

Но в Галином сознании отпечаталось каждое слово, каждый звук. Она поняла эту фразу буквально — на всю жизнь! И ее душа, так долго ожидавшая любви, тихо и доверчиво поплыла к нему в руки.

Страсть Гурама была поистине африканской. Он кормил Галю виноградом, аккуратно каждую ягодку закладывая ей в рот, и движения ее губ, округлые и неторопливые, приводили его в неистовое состояние, он рвал на ней рубашки одну за другой, одну за другой, пока рубашки не закончились, и Галя уселась пришивать на них пуговицы, чтобы продлить удовольствие возлюбленному.

Про свое удовольствие она не думала, потому что никакого удовольствия не испытывала.

В любви Гурам был чрезмерно тороплив и ненасытен.

Его возбуждения хватало ровно на одну минуту, зато, сделав короткий перерыв, он быстро воспламенялся вновь, и Галя, не имевшая никакого другого опыта, думала, что так и должно быть. Правда, представить себе, что это продлится всю жизнь, она не могла и не хотела.

«Наверное, он когда-нибудь успокоится, — думала Галя, — главное, что он меня любит, а это и есть счастье».

Счастье было прервано внезапным появлением Нино.

Она никогда бы себе не позволила вот так бесцеремонно вторгнуться в интимную жизнь мужа, если бы не получила известие о том, что мать Гурама тяжело заболела. Теперь срочно требовалась его помощь, а он, как назло, отключил телефон.

Нино приехала на квартиру, где Гурам как раз закладывал очередную виноградинку в рот Гали, и позвонила.

Гурам был так сосредоточен на своих ощущениях, что даже не услышал звонка.

— Звонят в дверь! — попыталась пробудить его внимание Галя.

Но Гурама как раз в этот момент накрыла волна страсти.

— К черту! — махнул он рукой. — Не буду открывать.

Нино, стоя под дверью, прислушалась. Не услышав ничего, она подумала, что муж куда-то ушел, и решила оставить на столе записку, а заодно посмотреть, что с телефоном.

Она открыла своим ключом дверь, прошла на кухню, написала записку и хотела уже уйти, но подумала, что на кухне Гурам записку, скорее всего, не увидит, нужно оставить ее на обеденном столе в комнате.

По пути в комнату Нино сняла в коридоре телефонную трубку и послушала тишину.

— Странно… — пробормотала она и тут услышала из комнаты какой-то странный звук.

Звук походил на рычание дикого животного.

Нино в ужасе замерла, прижимая к себе записку.

Звук усиливался по нарастающей, Нино, преодолевая страх, подошла к комнате и открыла дверь.

Картина, которая предстала ее взору, была страшнее всего, что Нино приходилось видеть когда-либо в жизни.

На старинной пружинистой кровати матери с силой раскачивался ее муж. Это он издавал такие страшные звуки.

Сначала Нино решила, что Гурам сошел с ума, потому что он походил на обезьяну, которая старается раздербанить сетку кровати, но потом она заметила, что между сеткой и ее мужем находится что-то еще. Сделав пару шагов, она разглядела женщину, вдавленную тяжестью мужского тела в кровать так, что ее почти не было видно.