В глубине души - [22]

Шрифт
Интервал

— Артем, ты где застрял? — послышался голос Веры.

Он звучал гулко, как будто издалека. Артем сделал несколько шагов и оказался в большой светлой комнате. Вера полулежала на мягком диване.

— Располагайся, — пригласила она и, протянув руку, взяла с журнального столика тяжелый графин с коньяком.

— Где мы? — не переставал удивляться Артем.

— Мы, — Вера улыбнулась со значением, — мы у директора одного большого издательства. От него очень, очень многое зависит…

Не успела Вера закончить эту фразу, как двустворчатые двери из смежной комнаты распахнулись, и на пороге появился сам хозяин дома. Его плотную фигуру бережно обнимал плюшевый халат. Между двумя рядами белоснежных зубов торчала невероятной толщины сигара.

— А, Верунчик… — промычал он, не вынимая сигары изо рта. — А я-то думаю: кто бы это мог быть? Мне Шиншилла говорит: «Иди, тебя там ждут…»

— Кто говорит? — не поняла Вера.

— Ах, это девчушка, которая вам дверь открыла. Когда я ее подобрал, на ней было пальто с воротником из драной кошки. Вот я ее в шутку и прозвал «Шиншилла». Пальто-то мы давно поменяли, а прозвище осталось.

— Да, Вадик, — усмехнулась Вера, — чем старше ты становишься, тем моложе твои избранницы. Боюсь, что в следующий раз дело дойдет до старшей группы детского сада.

— Может быть, может быть! — Вадим выпустил изо рта толстое кольцо дыма. Было видно, что слова Веры он воспринимает как комплимент. Люди такого склада привыкли к тому, что их за всё хвалят.

— Так что привело тебя, детка, в мою скромную хижину? — Лицо Вадима играло всеми оттенками самодовольства, и от этого его мимика казалась неестественной.

— Меня привело желание познакомить тебя с начинающим автором, — произнесла Вера в таком же полушутливом тоне, и ее правая бровь изогнулась — как всегда, когда Вера настаивала, а не шутила.

— Ах, детка, если бы ты только знала, как мне осточертели все эти авторы. — Вадим бросил косой взгляд на Артема, как бы давая понять, что и он не является исключением. — Они все делятся на две категории: на тех, которые ни черта не могут, но пишут то, что положено, и на тех, которые что-то могут и все время лезут на рожон. Неужели нет золотой середины?!

— Почему же нет? — Вера встала, вышла в коридор и вернулась со своей сумкой.

— О, господи! Я надеюсь, ты не хочешь испортить мне настроение?! — с притворным ужасом воскликнул Вадим, глядя на то, как Вера расправляет на коленях измятые листки. — Боже, зачем же так много?! Это нескромно! Начинающий автор должен излагать свои мысли в сжатой форме, иначе никто не станет читать!

— Станет… — усмехнулась Вера, продолжая сортировать страницы.

— Да! И кто же? — Вадим сверкнул белоснежными зубами и, сделав в воздухе округлый жест рукой, вставил в рот погасшую сигару.

— Кто? — Вера протянула Вадиму стопку исписанных листов. — Ну, конечно же, ты.

— О нет! — В поведении Вадима было что-то жеманное, женственное. Артем с трудом сдерживал гримасу отвращения.

— Верунчик, — произнес Вадим с мольбой в голосе. — Оставь у меня все это художество, а через недельку…

— Никаких неделек, — отрезала Вера. — Мы сейчас пойдем на кухню, а ты спокойно почитаешь.

— Да, но у меня были совсем другие дела… — Вадим с тоской посмотрел на дверь, за которой, по всей видимости, пряталась Шиншилла.

— Твои дела никуда не убегут! — отрезала Вера и, больше ни слова не говоря, вышла на кухню.

Артем последовал за ней, потрясенный той бесцеремонностью, с которой его подруга разделалась с этим важным индюком.

— Какой неприятный тип… — прошептал он, закрывая за собой дверь. — Откуда ты его знаешь?

— Это мой муж, — заявила Вера и, не давая Артему опомниться, добавила: — Он не так плох, как кажется с первого взгляда.

— Муж?! Какой муж? — Артем безвольно опустился на угловой диванчик. — Нет, у тебя не может быть мужа! Ты — моя!

Не удостоив Артема ответом, Вера повернулась к плите и стала готовить кофе.

— Зачем же ты меня сюда привела?.. — бормотал Артем. — К твоему мужу? А, я понимаю. Детский сад, большая разница в возрасте. Ты хотела ему отомстить!

И тут Вера резко обернулась. За ее спиной лопнула шапка набухшего кофе и послышалось шипение затухающей конфорки.

— Ты что! Ты что подумал?! — выкрикнула она с каким-то ненормальным надрывом. — Я ушла, ушла от него совсем!

Вера бросилась к Артему, опустилась перед ним на пол и обняла его колени.

— Я не могу жить с циником! Он меня уничтожает! — возбужденно шептала она.

И Артему казалось, будто она сейчас пытается найти оправдание своему безумному поступку и поэтому так крепко прижимается к нему, так боится разомкнуть руки и понять, что он, Артем, — всего лишь плод ее фантазии, в то время как директор издательства, пусть даже нарцисс и циник, является все же вполне реальной номенклатурной единицей, за которой проглядываются нешуточные привилегии.

И хотя в последующие несколько лет Вера неоднократно на деле доказывала свою любовь, Артем больше не смог избавиться от чувства, что является всего лишь инструментом для выяснения отношений этих двух людей.

…Не прошло и пятнадцати минут, как Вадим появился на кухне. Он с подчеркнутым равнодушием взглянул на распростертую на полу Веру, ни слова не говоря, выключил источающую ядовитый запах конфорку и открыл окно. Кухня быстро наполнилась морозным воздухом.


Еще от автора Эра Ершова
Самая простая вещь на свете

История с женой оставила в душе Валерия Степановича глубокий, уродливый след. Он решил, что больше никогда не сможет полюбить женщину. Даже внезапная слепота не изменила его отношения к противоположному полу — лживому и пустому. И только после встречи с Людой Валера вдруг почувствовал, как душа его вздрогнула, словно после глубокого обморока, и наполнилась чем-то неведомым, чарующим, нежным. Он впервые обнимал женщину и не презирал ее, напротив, ему хотелось спрятать ее в себя, чтобы защитить от злого и глупого мира.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.