В глубь веков - [40]
Глава VIII
Семейное горе туземцев и семейное счастье европейцев
— Хорошо, — говорил он, — я понимаю то, что ты мне сказал. Ураган очень силен, он бывает сердит на людей и на животных…
— Да, и на лес, и на воду и на траву, — добавил старик, — ты же можешь сердиться на камень, когда он помешает твоей ноге сделать верный шаг.
Это сравнение несколько озадачило дядю Карла, однако он нашел лучшим согласиться.
— Да, да, на такой камень буду сердиться и я, и ураган; но если он сердится на одного человека, то зачем же разрушает жилища других!
— А когда ты ударишь ногой муравья, который укусил тебя, разве ты не убьешь других?
— Верно, верно, — снова согласился Курц, — но если ураган сердит на одного человека или на одного зверя, так людям лучше самим убить этого зверя или этого человека, потому что тогда ураган не станет вместе с ними убивать других.
Услышав это удивительное умозаключение, которое впоследствии так дорого обошлось человечеству, старик с большим удивлением поглядел на европейского ученого.
— Боже мой, да что же это ваш дядюшка, с ума сошел, что ли? — в ужасе воскликнул Иоганн, шедший неподалеку с Бруно и Гансом. — Можно ли говорить такие вещи дикарям, которые, может быть, только и ждут благовидного предлога, чтобы потащить нас на какое-нибудь заклание! Ради Бога, Ганс, дернете вы его за рукав.
— Мой милый Иоганн, — серьезно отвечал тот, — разве вы не видите, что дядя носит теперь безрукавку.
— Ах, Ганс, Ганс, неужели же вы можете еще шутить, находясь в таких обстоятельствах!
— Успокойтесь, милый Иоганн, посмотрим сперва, что ответит доисторический мудрец — мудрецу наших времен. Я уверен, что страх ваш совершенно напрасен.
Действительно, подумав с минуту, старик, по-видимому, нашел, наконец, возражение.
— Нет, — сказал он, — ураган силен и сам может убить того зверя, на которого он сердит, помощь людей ему для этого не нужна. Если же он идет не на зверя, а на человека, то все мы должны помогать человеку, а не урагану, потому что тот, кто может убить одного человека, может убить и другого, значит, он враг всех людей, такой же, как и тигр.
— Но как же вы можете помочь человеку, когда его врагом будет страшный ураган? — возразил ученый.
— Так, — уверенно отвечал старик, — как это сделал сегодня ночью я и так, как это сделала вчера вот та маленькая девочка.
— Да, да, — вмешался в разговор и хозяин наших друзей, — все мы живы сегодня потому, что ты и моя дочь сделали вчера все, что нужно было сделать.
— Ну что, дядя, кажется, тебе и на этот раз не удалось просветить своих слушателей, — весело сказал Бруно, — а я именно этого и ожидал от них, так как уверен, что народ этот не испорчен еще никакими вредными предрассудками.
— Пожалуй, что ты и прав, чему я, впрочем, очень рад, так как при таких условиях нам менее опасно предаваться нашим научным исследованиям среди местного населения, которые я рассчитываю повести теперь возможно шире.
— Ну, господа, — вмешался Ганс, — я так же, как и вы, до глубины души тронут добродетелями этого народа, но правду вам сказать, довольно ощутительно скучаю о своем гардеробе, о порядочной постели, да к чему уж лукавить, скучаю я, если сказать правду, и о стряпне нашего милого Иоганна, — и если бы все это имелось у нас в наличности, то я, пожалуй, готов был бы оставаться здесь сколько вам угодно, но согласитесь сами, что наши лиственные одежды, воздушные жилища и очень легкая пища оставляют желать еще очень многого!
— Ах, дорогой Ганс, где вы выучились так верно схватывать самую сущность дела? — восторженно воскликнул Иоганн.
— Понимаю, что ты этим хочешь сказать, — улыбаясь, отвечал дядя Карл, — но не беспокойся, когда ты скажешь мне, что наш плот готов к отплытию, я ни на одну минуту не задержу нашей экспедиции.
— Ну, на этот раз, пожалуй, может случиться именно так, как вы изволите говорить, — почти уверенно заметил Иоганн, с грустной улыбкой оглядывая своих товарищей, едва прикрытых листьями, — укладываться нам долго не придется, и забыть здесь что-нибудь, вероятно, тоже не удастся.
— Ах, Иоганн, Иоганн, да вы оставили бы ваши колкости, хотя бы по случаю того, что все наши страхи по поводу суеверий этого народа оказались совершенно напрасными, — укоризненно заметил Бруно.
— Ну, это открытие доказывает только то, что наша «археология», попросту говоря, ошиблась, — мрачно возразил Иоганн, — и правду сказать, мне очень бы хотелось знать, — когда именно это случилось: вчера ли, когда эту ватагу считали чуть не людоедами, или сегодня, когда они вдруг превратились в невинных барашков. Конечно, всякая наука может иной раз ошибиться, — у меня тоже не всегда выходит блюдо в блюдо, только, правду сказать, я даже и по ошибке не хочу очутиться в желудке допотопного человека.
— Любезнейший Иоганн, — начал было дядя Карл с видом необычайного достоинства, но так как такое «любезное» начало не предвещало ничего доброго, то братья всеми силами постарались перевести разговор на другой предмет, что им и удалось после некоторого усилия.
