В футбольном зазеркалье - [98]
«Нет, домой надо, домой!»
К ним протолкался Ронькин, нарядный, в широчайшем ярком галстуке, с фужером в руке. Румяное лицо его сияло празднично.
– Что, уходите уже?
Притворно зевнув, Скачков взял Клавдию за локоть.
– Да, пора, пожалуй…
Вот это правильно, – одобрил Ронькин. – Режим: первое дело. А мне еще остаться надо, за Владькой присмотрю. Как нога, Геш? Ты ногу, ногу береги.
В сопровождении Ронькина они стали пробираться к выходу. Клавдия кипела, но Скачков молчал и непреклонно уводил ее с собой. При посторонних она скандалить постесняется.
На лестничной площадке Ронькин отсалютовал им фужером.
– Клава, – прокричал он вниз, – поручаю его вам. Режим! «Молодец Ронькин, вовремя нарисовался». На площадке второго этажа, едва они остались одни, Клавдия вырвала руку.
– Куда ты меня тащишь, как последнюю дуру? Я тебе не пешка, не домохозяйка. Мне надоело в конце концов! Ты меня еще на замок запри, в цепи закуй.
Ссориться Скачкову не хотелось.
– Мать… Ты же слышала: приказ начальства – и он с улыбкой показал глазами наверх.
– Прекрати, слушай! Тебе все шуточки! Ему, видишь ли, режим, поездки, игры. А мне что делать? Сидишь, как проклятая, ждешь, дожидаешься. И – вот… Дождалась!
На глазах ее Скачков заметил слезы. «Эге, дело худо!»
– Клавуша, ну что ты в самом деле? – загудел он примирительно и потянулся приобнять. – Перед людьми же стыдно. Ты соображаешь, возле чьей квартиры мы стоим?
– Оставь! – изо всей силы она ударила его по руке. – Стыдно ему! Конечно: Вена, заграница… Штраус, Наполеон… А мне? Мне что остается? Из окошечка выглядывать?
«Ага, такой, значит, расклад? Все ясно».
Он отодвинулся и, трогая себя за нос, уперся взглядом в пол.
– Успокойся, пожалуйста. Скоро вместе сядем у окошечка. Только и останется.
Недоумевая, она со стороны взглянула на него.
– Ты это о чем?
– Так, ни о чем. – Настроение его все больше портилось.
– Не обращай внимания.
– Гос-споди, загадки какие-то! Прибереги их для других.
– А, говорить с тобой! – совсем расстроился Скачков и побежал вниз. Пока спускался, ждал: «Если окликнет, остановлюсь и подожду». Не окликнула.
«Что-то в ней все больше прорезается какое-то… не свое. Приехал, называется…»
На улице горели плафоны ночного освещения. Руки в карманах, Скачков прислонился к дереву. «Куда сейчас – домой? Там пусто». Сверху, с балкона третьего этажа, кто-то восторженно доказывал:
– Вы современные гладиаторы! Все вы распяты на зеленом поле, как на кресте! Я напишу об этом потрясающие стихи.
Шелестя шинами, подъехала машина с зеленым огоньком. Шофер в кепочке набекрень высунулся из кабины.
– Геш, чего ждешь?
Скачков пришел в себя, отвалился от дерева.
– Да ехать, пожалуй, надо.
– Так садись. А я гляжу – стоишь. Едва не проехал. Может, выпил, думаю, еще чего? Куда ехать?
– Куда? Тут еще, брат, сообразить надо.
– Домой, на базу? – подсказывал шофер. Он отпустил тормоза, и машина тихо покатилась под уклон.
– А знаешь что? – загорелся вдруг Скачков и громко хлопнул дверцей. – Не домой и не на базу. Гони пока в поселок, в железнодорожный. Знаешь? Ну, а там найдем.
И он сощурился, как бы идя наперекор кому-то. Но – кому? А все равно кому!
– Поехали!
О Женьке ему вспомнилось внезапно, и он обрадовался: вот кому его приезд доставит радость… Ему и самому сейчас хотелось оказаться рядом с ней: хотелось умиротворения, покоя, тишины и, может быть, чуть-чуть участия. Жизнь для него опять пошла на поворот, а пережить и осознать это хотелось с кем-нибудь вдвоем, не в одиночку. Надоело одиночество – сколько можно? А с Женькой просто: она поймет все сразу и не станет даже спрашивать. Главное, что она не фыркнет, когда он ей расскажет о своих надеждах на завод. С дорогою, с депо, с заводом у многих из поселковых было связано начало жизни, и Скачков сегодня, хоть и говорил Семен Семенычу нескладно, путано, а все же в глубине души испытывал спокойную уверенность: пусть расставание с футболом будет тяжким, но жизнь не кончена, она, на его счастье, устроена на крепком основании.
Машина вылетела из центральных улиц, сбоку дороги понеслась стена пирамидальных тополей. Свистел в окошке ветер, автомобильные шины трещали на сухом асфальте, как семечки на сковородке. Скачков расстегнул ворот рубашки и подставил ветру шею.
Шофер напряженно следил за дорогой и не переставал выкрикивать:
– В аэропорту сегодня был. Специально приезжал. Не пробиться было.
Скачков вяло подавил зевок.
– Да, многовато собралось.
– Как Фохт, Геша? Говорят, ломанул он тебя? А Ригеля мы еще в прошлом году засекли. На него только Сему выпускать. Маркина жалко. Вратарь был хороший. Я его перед самым отъездом возил. Поговорили еще. Надо же! Жалко.
Из оживленной болтовни шофера узнавалось многое – не надо никаких последних известий. Таксисты всегда в курсе всех футбольных событий.
– Кома-то… слыхал, Геш? – в заводской команде. А говорили, в Москву берут. Вчера как раз играли. Опять пенальти схлопотал. Пропал мужик.
– Сегодня тур, – сказал Скачков. – Не слышал, как там в Ленинграде? В Ленинграде играли торпедовцы Москвы, очередная кубковая встреча.
– Как не слышал? Вот, репортаж был, – шофер пристукнул по приемнику. – Сгорело «Торпедо». Решетникова отпустили, он и залепил. И здорово залепил, с ходу.
Тематика произведений Н. Кузьмина — утверждение высоких нравственных идеалов в современном обществе. Герои, люди разного возраста, ставят перед собой и решают проблемы верности долгу, бескомпромиссности. Большое место отводится молодежи, ищущей свое место в жизни.
XX век по праву войдёт в Историю под названием «русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И. В. Сталина, чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными антирусскими восстаниями. Чрезмерное участие в обоих приняли лица «некоренной национальности». Они, «пламенные революционеры», называли Россию «этой страной», а русских — «этим народом».
Николай Кузьмин известен читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», «Приговор». В серии «Пламенные революционеры» вышли ого повести «Меч и плуг» — о Г. Котовском и «Рассвет» — о Ф. Сергееве (Артеме).Повесть «Огненная судьба» посвящена Сергею Лазо, одному из организаторов борьбы за Советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке, герою гражданской войны, трагически погибшему от рук врагов революции.
Писатель Николай Кузьмин живет и работает в Алма-Ате. Имя его известно читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», по повестям «Трудное лето», «Авария», «Два очка победы». Н. Кузьмин в своем творчестве не раз обращался к художественно-документальному жанру, однако историко-революционная тематика впервые нашла свое отражение в его новой повести «Меч и плуг». Герой ее — легендарный комбриг, замечательный военачальник гражданской войны Григорий Иванович Котовский.
На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.
В сборник «Короткий миг удачи» вошли лучшие произведения Н. Кузьмина, созданные им в разные годы. И хотя все эти произведения повествуют об очень разных человеческих судьбах и характерах, их объединяет не только авторский интерес к героям, но и присущая большинству из них любовь к своей профессии, доброта к окружающим их людям.
Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.