В футбольном зазеркалье - [80]
– Да хватит тебе! – оборотился на него со своего места Иван Степанович. – Вот завелся.
Виктор сконфуженно примолк и больше до самого стадиона никто не произнес ни слова.
Возле стадиона, где команда по утрам проводила тренировки, пузырилось необозримое количество мокрых зонтиков. Зрители дисциплинированно расступались и в полном молчании провожали автобус глазами. Напоследок шофер развернулся лихо, по-заграничному. Дома для такого разворота Николаю Ивановичу помешали бы гремучие трамвайные пути и самосвалы с бетоном, беспрерывно снующие с соседней стройки. Да и болельщики теперь бы уже облепили автобус… Здесь же был простор мокрой площади перед подъездом, парикмахерская аккуратность зелени, глубокомысленный монумент, одиноко мокнувший под дождиком.
В раздевалке сильно, едко пахло массажной растиркой. Дожидаясь очереди, ребята расхаживали еще прикрытые, подавляли нервную зевоту. Арефьич сходил в другой конец коридора, где помещалась раздевалка австрийцев, и сказал, чтобы не торопились, хозяева еще не приехали. Дворкин помогал перевинчивать шипы на бутсах.
Заметив, что Федор Сухов, как запасной, слоняется, не раздеваясь, Иван Степанович рявкнул:
– Это еще что за номера? А форма где? Живо!
И покуда Федор, недоумевая, заталкивал скомканные носки в туфли, Иван Степанович снова опустил голову, совсем, казалось бы, не замечая, что происходит вокруг.
Возле Скачкова хлопотал Дворкин, держал наготове свежий резиновый бинт и наколенник.
– Не будем сегодня бинтоваться, – шепотом сказал ему Скачков. – Хочу сыграть получше.
Дворкин поколебался, но уступил.
Одевание команды подходило к концу. Серебряков уже расхаживал, заметно бледный, покусывая губы. В углу на своем обычном месте неслышно собирался Мухин. В команде его звали «железным», человеком без нервов, но нет, были и у Мухина нервы, только он умел переживать молча, тайком от всех. С Батищевым хлопотал Матвей Матвеич. Массажист был последним человеком, в руках которого находился футболист перед выходом на поле. Сема от волнения осунулся, – его и без того всегда трясла предстартовая лихорадка.
– Сем, а Сем… – негромко звал массажист и дружески пихал закостеневшего парня в широченную спину. – Да ты чего это, Сем?
– Отвали, Матвей Матвеич, – отмахивался Сема.
– Сема, милый, да ты глянь на себя в зеркало! Ты гляделся сегодня в зеркало?
– А чего я в нем не видел? – Батищев, морщась, продолжал натягивать гетры.
– Да в тебе же силищи вагон, Сема! Ты только глянь на себя… Ты даже не представляешь, как ты сегодня сыграешь! Вот голову мне отруби!
Батищев выпрямился, слегка прикрыл глаза, словно прислушиваясь к ощущению силы в своем большом теле, и не удержал глубокого, до самого дна груди, вздоха.
– Ладно, Матвей Матвеич. Посмотрим.
Для каждого из игроков у массажиста нашлось какое-нибудь дружеское напутствие. Скачкову он сказал:
– Побереги ногу, Геш.
Наступила минута, когда даже в раздевалке чувствуется, как накалилось нетерпение на трибунах, и зрители, выгибая кисти, беспрерывно поглядывают на часы, а затем вытягивают шеи в ту сторону, откуда должны появиться футболисты для разминки. Чего они тянут? Пора! В это время глубоко под трибуной команды заканчивают одевание, осталось двое-трое вечных копуш, – последний узелок на шнурках, последнее подтягивание трусиков, гетр. И – озноб ожидания, сводящий плечи, судорожное втягивание воздуха сквозь стиснутые зубы.
Потряхивая ногами, Скачков прошелся между креслами, задел плечом Серебрякова. К нему приблизился Арефьич и молча повязал на левую руку красную ленточку, проверил – не туго ли?
Под грудой как попало навешанной одежды возились и вполголоса переговаривались Белецкий, Соломин, Турбин. Они, казалось, никого вокруг не замечали и были заняты только собой. Белецкий и Турбин тоже одеты для игры, однако с особенным старанием они обряжали Соломина. Из них троих только он «железно» появится на поле. Опустившись на колени, Турбин зажал обутую ногу товарища и в последний раз проверил, как сидит бутса, ровно ли натянута гетра. Ему показалось, что лоскут бинта, которым подвязываются гетры, затянут слишком туго, и он перевязал его заново. Скачков невольно вспомнил свой первый позорный матч в «основе» (рядом с ним в тот момент не оказалось никого) и он позавидовал дружбе ребят, их радению за успех товарища, которому сегодня первому из возрастного поколения предстоит ответственнейший экзамен.
До тех пор, пока Соломина не перевели из третьего домика на место Комова, ребята жили в одной комнате. Соломин раньше них сделал шаг наверх. В последнее время все чаще стал появляться в основном составе и Белецкий (правда, пока что на подмену), но еще немного и пробьет его час. Хуже складывалось у Турбина.
В прошлом году, перед первым матчем с австрийцами, тренер попробовал молодого вратаря в «основе». Начало сложилось для парнишки скверно: в первом тайме Турбин два раза «пустил пенку». На второй тайм в воротах снова встал Маркин.
Во время перерыва на Турбина было жалко смотреть. Длинный, нескладный, он сложился в кресле, точно перочинный ножик: повисла голова, торчат колени, локти. Жалея его, Скачков оборвал Комова, а после матча, вечером, зашел в общежитие дублеров. Ребята сидели в вестибюле, смотрели телевизор, один несчастный Турбин лежал в постели, засунул голову под подушку. «Ну, ну… чего ты?» – Скачков присел на краешек, потрепал парня по плечу. Он заставил Турбина одеться и потащил его на улицу, привел к себе домой. Клавдия, видевшая матч, догадалась, зачем Скачков привел гостя, быстро накрыла стол, подала ужин. Разговор за столом шел о предстоящей игре с австрийцами. (Завтра они должны были прилететь. «Как думаешь, Валера, выиграем?» – спросил Скачков. Парнишка положил ложку, покраснел: у кого спрашивает! Но тут вступила Клавдия, припомнив, какой сегодня мяч вытащил Турбин из самого угла, из «девятины». Она была убеждена, что стой в воротах Маркин, гол был бы неминуем, такого мяча Маркину не взять… Постепенно парень ожил, расшевелился. Клавдия заварила чай, затем стала оставлять гостя ночевать. Турбин опять смутился, вскочил, что-то залепетал, Скачков махнул ему: «Нечего, нечего, ложись, и никаких! Это приказ. Понятно?»
Тематика произведений Н. Кузьмина — утверждение высоких нравственных идеалов в современном обществе. Герои, люди разного возраста, ставят перед собой и решают проблемы верности долгу, бескомпромиссности. Большое место отводится молодежи, ищущей свое место в жизни.
XX век по праву войдёт в Историю под названием «русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И. В. Сталина, чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными антирусскими восстаниями. Чрезмерное участие в обоих приняли лица «некоренной национальности». Они, «пламенные революционеры», называли Россию «этой страной», а русских — «этим народом».
Николай Кузьмин известен читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», «Приговор». В серии «Пламенные революционеры» вышли ого повести «Меч и плуг» — о Г. Котовском и «Рассвет» — о Ф. Сергееве (Артеме).Повесть «Огненная судьба» посвящена Сергею Лазо, одному из организаторов борьбы за Советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке, герою гражданской войны, трагически погибшему от рук врагов революции.
Писатель Николай Кузьмин живет и работает в Алма-Ате. Имя его известно читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», по повестям «Трудное лето», «Авария», «Два очка победы». Н. Кузьмин в своем творчестве не раз обращался к художественно-документальному жанру, однако историко-революционная тематика впервые нашла свое отражение в его новой повести «Меч и плуг». Герой ее — легендарный комбриг, замечательный военачальник гражданской войны Григорий Иванович Котовский.
На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.
В сборник «Короткий миг удачи» вошли лучшие произведения Н. Кузьмина, созданные им в разные годы. И хотя все эти произведения повествуют об очень разных человеческих судьбах и характерах, их объединяет не только авторский интерес к героям, но и присущая большинству из них любовь к своей профессии, доброта к окружающим их людям.
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.