В двух шагах от рая - [15]

Шрифт
Интервал

– Пошли вы все на …! – обиделся Прохоров, сорвался с кружкой чая, цедя на ходу: —.бтыть, друзья, бля, называется! Да если б я, бля, козла этого не с.издил, вы бы щас тут все … сосали!

– Постой! – крикнул вдогонку Панасюк.

– Пусть идет, – махнул рукой Титов. – Через пять минут отойдет.

Хлюпали чифирно-черный чай, что перекипятили на самодельном мангале – цинковом ящике из под патрон. Обсуждали, как будут делать праздничный торт из печенья и сгущенки. Принято так, чтоб на дембель торт самодельный приготовить. Традиция. Сладкие думы о дембеле отражались на лицах Панасюка и Титова, а Прохоров, подколотый и уязвленный друзьями, слонялся по позиции, прихлебывал чай, обжигая губы об алюминиевую кружку, покрикивал то тут, то там на молодых.

Отдыхавший после ужина с сигаретой во рту Шарагин услышал одиночный выстрел.

– Ну-ка, узнайте, кто стрелял и доложите! – приказал он рядовому Мышковскому, который вздрогнул от выстрела, а еще больше от резкого командирского голоса.

…физиономия такая, будто в детстве лицом на асфальт упал… он

терпит, который уж месяц терпит дедов… ничего, Мышковский, мы

сделаем из тебя десантника…

– Ефрейтор Прохоров стрелял, товарищ лейтенант, – доложил запыхавшийся от бега солдат. – Чтобы духи из кишлака нос не высовывали. Профилактика, сказал.

Прохоров уселся на позиции со снайперской винтовкой, скомандовал зашуганому бойцу:

– Бурков, бля! Пулей к сержанту, скажи, что я зову сюда.

– Так я на посту, мне нельзя…

– Что-о-о? О.уел в атаке, бача! Одна нога здесь – вторая там!

Вначале, для разминки, баловались – по камням, по кустикам палили, пристреливались с высоты горки. Надоело просто так. Предложил тогда Панасюк спор, чтоб веселей было:

– На пять чеков, давай! Давай, Прохор, кто, бля, ишака того завалит.

Прохоров промахнулся, расстроился, обозлился вконец. Панасюк, который ишака шлепнул с первого выстрела, отвалился назад, на камни, вытащил из пачки губами сигарету, а неудачник-дедушка, весь на взводе от досады, рыскал прицелом по кишлаку, надеялся, что высунется кто-нибудь живой, животное какое домашнее в прицел попадет или афганец, и тогда можно будет по новой с Панасюком замазать, пять чеков, целых ПЯТЬ чеков! отыграть.

Шарагин после чая пошел отливать, и следил, как возятся с винтовкой дедушки, как надулся, выпучил глаза и покраснел Прохор, как полез в карман, вытащил и протянул сержанту деньги. Застегивая на ходу пуговицы ширинки, побрел он к стрелкам. Захотелось самому пострелять.

– Прохор, гляди, старуха выползла! Нет, чуть правее, – подсказывал сержант.

– На тех же условиях? – заволновался Прохор.

– Конечно! Война идет – не.уя по улице гулять! Так ведь, тварыш лейтенант?

– Кишлак все равно приговоренный, – добавил Титов. – Сколько уже долбила его артиллерия. Духовский кишлак, правильно, товарищ лейтенант?

– Пожалуй.

– Щас, бля, сделаем душару! – веселился Прохоров.

Солнце клонилось к закату, и женщина в парандже отбрасывала длинную тень, которая тянулась следом, цепляясь за дувал, словно не пускала, зная, что случится беда.

– У-у-х! – улетел в кишлак 7,62.

Старуха застыла, будто задумалась о чем-то, и стекла на землю, перевернулась на бок и замерла навсегда.

– Не долго мучалась бабуся! – заржали подтянувшиеся к позиции солдаты.

– Может вы теперь, тварыш лейтенант? – предложил Панасюк. – Я вам, хотите, разрывной заряжу?.. – А сам отошел на несколько шагов за сияющим от успеха Прохоровым, отдал ему пять чеков. Так и остались они стоять, наблюдая, как устраивается на спальном мешке командир, как, широко раскинув ноги, ищет упор локтями.

– Вон, вон там, товарищ лейтенант, слева у дувала, – подсказывал прилипший к биноклю Титов. – Дух у дувала, видите?

– Вижу…

Не остановил вошедших в раж дедов, согласился молча, что кишлак духовский, приговоренный значит к смерти, и нечего поэтому жалеть жителей. Согласился, и потому теперь сам стал участником этой «игры», лежал с винтовкой, уставившись сквозь прицел на старика, который выглядывал время от времени из-за дувала.

…прав Панасюк: война идет – не фига по улице гулять…

война идет, значит либо мы их всех уничтожим, либо они нас

прикончат… ведь эти же самые «мирные жители», и стар и

млад, ненавидят нас, дай им шанс – кишки вилами выпустят,

намотают на вилы и оставят всем напоказ… духам, суки,

помогают, шляются туда-сюда, вроде на поле идут работать,

а сами, твари, замыкатели на фугасах расставляют…

Шарагин прицелился, и все-таки решил для себя, что не станет убивать старика, что выстрелит над головой, и на выдохе потянул на себя курок. Стрелял он из винтовки лучше всех на курсе. Попасть с такого расстояния не сложно – больно уж легкая добыча.

…живи дед…

– Спорнем, промахнется… – шептались за спиной у командира бойцы.

– …

– Сдрейфил?

– Нет… Давай, на десять чеков, – голос Панасюка.

Шарагин вновь прицелился. Капелька пота отделилась от волос, поползла мимо уха, соскользнула на щеку и дальше на приклад винтовки. Он затаил дыхание. Он не понимал, отчего вдруг засомневался. Кожей пальцев чувствовал Шарагин, как упрямится курок, уперся, не соглашался.

– …долго целится, бля, точно мазанет, – дразнил голос Прохорова.


Рекомендуем почитать
В тени шелковицы

Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.


Мемуары непрожитой жизни

Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.


Радио Мартын

Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.


Юность

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.


От имени докучливой старухи

В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.


К чему бы это?

Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…


Дух, брат мой

Русский корреспондент едет вместе с афганскими бандитами по густой зеленке. Один — среди духов. Завалы, обломки, воронки, поросшие травой и кустарником. Вот крайняя сторожевая застава. БТР тормозит, стоит, пока пыль не осядет. Последняя фотография на память. Но… журналист не верит своим глазам. Духи поднимают на шесте красный флаг. «Это в честь ваших солдат», — говорит один из них…


Рейдовый батальон

 Николай Прокудин служил в Афганистане в 1985–1967 годах в 180 МСП 108 МСД. Судьба берегла его, словно знала, что со временем Николаю суждено стать писателем и донести людям правду об одной из самых драматических страниц истории нашей страны.


Братишка, оставь покурить!

Костя по прозвищу Беспросветный, отсидев за убийство своего командира-предателя, выходит на свободу без малейшего понимания, как дальше жить. Идти ему, по большому счету, некуда: нет теперь ни жены, ни дома. Да и на приличную работу с такой биографией не устроишься… Но судьба дает ему шанс переиграть свою жизнь. В составе Добровольческого русского отряда Костя отправляется на гражданскую войну, идущую на территории бывшей Югославии. Ему, боевому офицеру, прошедшему пекло Афгана, убивать не привыкать. Теперь это — его ремесло.


Взвод специальной разведки

Горы и ущелья Афганистана. Песок, раскаленный зной. Залпы тысяч орудий… Душманы ведут жестокую войну против советских войск. В очередной схватке с «духами» у одного из блокпостов взвод специальной разведки во главе со старлеем Александром Калининым лицом к лицу столкнулся с отрядом коварного Амирхана. Первое сражение с врагом окончилось победой нашего спецназа. Но Амирхан — опасный противник. Он придумал хитрый план нового нападения. В ход на сей раз пойдут реактивные снаряды, которыми расстреливают советскую военную базу, офицеры в качестве заложников и даже один предатель из числа наших «спецов»…