В двух шагах от рая - [13]

Шрифт
Интервал

В конце концов не выдержал Шарагин эту монотонную и тупую болтовню, мешавшую ему спать, и коротким «за.бали!» оборвал разговоры солдат, после чего выпил воды из фляги и отвернулся в надежде заснуть, чтобы скоротать время до ужина.

На смену одним голосам приходили другие, и отвлекали звуки эти от сна, да и не хотел Шарагин спать, мысли различные пробегали в голове его лейтенантской.

…по сути своей, солдатня – это сброд, это оборванцы,

отрыжка нашего общества, это… черт, как быстро одичала,

очумела на воле, на выезде солдатня!.. пустячные, идиотские

мысли в голове почти каждого, от этого и чушь словесная

высыпает из каждой пасти… но если наш боец настолько туп

и бестолков, что же говорить о «соляре»?.. у мотострелков

вообще одни дебилы служат!..

– Чистяк, в натуре, муха не.блась! – как бы в подтверждение мыслей Шарагина крикнул восторженно кто-то из солдат.

– Шиза косит наши ряды! – завопил другой.

…оболтусы великовозрастные… идиоты!..

Жизни проходимцев, типа Прохорова, разгильдяев и жлобов, типа Титова, затравленных салабонов, типа Мышковского, Сычева и Чирикова, хохмачей, вроде Панасюка, и прочих характерных и нехарактерных личностей и не личностей последнего и промежуточных призывов, принадлежали Шарагину, вернее сказать, он приписан был к этому сборищу характеров, называемому взводом, и благодаря ему делался взвод боеспособным, и обязан был он ежечасно, ежеминутно, ежесекундно думать о взводе, о людях, переживать и волноваться, нервничать, принимать решения, от которых зависело, вернутся солдаты из Афгана домой или нет.

Можно было до бесконечности ругать этих призванных с разных уголков страны Советов на действительную военную службу пацанов,

…«слонов» безмозглых…

но Шарагин ругал их сейчас про себя, так же, как порой ругал и вслух, за провинности и за мелочи, на которые солдаты плевали, но которые запросто приводят человека на войне к гибели, ругал, и, в то же время подспудно симпатизировал каждому в отдельности, грустил, когда оттрубив два года, покидали его взвод окрепшие парни, будь то в Союзе или здесь, в Афгане. Ценил Шарагин то необъяснимое и уникальное явление природы, что зовется советский, русский солдат.

…откуда берутся у советского солдата порой полное равнодушие к

смерти, храбрость безграничная, отчаянная отвага?… у афганского

вояки совсем не так, попробуй сказать ему, что надо ехать из

Кабула в Кандагар, он же ни за какие деньги не поедет,

каждый из них, из афганойдов, только за собственную шкуру

дрожит, а мы охраняем их покой, мы за них всю грязную

работу делаем, мы пашем тут, как папа Карло… потому что

они все трусы, а наши пацаны рвутся в бой…

что это – романтика? да нет, насмотрелись они, и почему-то

опять лезут… дурость? не дураки они, чтобы так просто

жизнью разбрасываться… долг? нет, это для газет, пустые

слова… безрассудство русское? отчасти… не понять это

никому… также как не понять никому загадку русской души,

не разгадать… огромная, глубокая, необъятная, как наша

страна… неуправляемая, непредсказуемая… только в

русской душе, столь противоречивой, уживаются

одновременно какая-то небывалая широта, искренность,

открытость, сентиментальность, подлость, подхалимство,

низость, покорность рабская, самоотверженная любовь к

ближнему и неуважение полнейшее к человеческой жизни…

особенно для тех, кто наверху, человеческая жизнь теряет

всякую ценность, особенно в Москве, для тех гадов, которые

протирают штаны в штабах… они не разбирают нас по

именам и фамилиям, а лишь по батальонам, полкам,

дивизиям считают людей…


…хватит, Шарагин, философствовать, делом надо заниматься,

войной, а не рассуждать… с чего это я начал? ах, ну да – о

безмерной храбрости советского солдата…


Как бы не уводил себя с философского лада Шарагин, все возвращался обратно в раздумья. Перевернулся на другой бок, и стал разглядывать броню БМП, облазившую зеленую краску, прилипшую, высохшую грязь, толстый слой пыли, такой же в точности, как и у него в легких.

Люди советские в Афгане давились пылью, захлебывались, и отхаркивали ее из себя вместе с вязкой, нездоровой, как гнойной, желтой слюной.

Неожиданно для себя он подумал, что упоенье войной, романтика сражений начинают накапливаться в людях с детства, когда обрушиваются на ребенка кипы книг о войне, мозги едва успевают переваривать героические фильмы, где солдат – непременно победитель, где убивать врага – здорово.

…носятся с ясельного возраста по улице карапузы с

деревянными автоматами: пах-пах, ты убит!.. нам никто,

никогда не рассказывал, что такое настоящая война, ни в

одной книжке никто не написал, что война по природе своей –

вещь наигнуснейшая… Великую Отечественную войну

идеализировали, создали из нее фетиш… да, мы победили,

но чего нам это стоило!.. я от деда многое узнал… но об этом

ни в книгах, ни в газетах никогда не напишут!.. и выходит, что

жертва в десятки миллионов жизней обоснована, и вместо

того, чтобы осуждать того, кто допустил такие чудовищные

жертвы, осуждать людей, которым было наплевать, тридцать

или сорок миллионов будет потеряно ради победы, мы

занимаемся популяризацией подвигов, готовим следующее

поколение к самопожертвованию… мое поколение хорошо


Рекомендуем почитать
Мемуары непрожитой жизни

Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.


Радио Мартын

Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.


Три мушкетера. Том второй

Les trois mousquetaires.Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.


Юность

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.


От имени докучливой старухи

В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.


К чему бы это?

Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…


Дух, брат мой

Русский корреспондент едет вместе с афганскими бандитами по густой зеленке. Один — среди духов. Завалы, обломки, воронки, поросшие травой и кустарником. Вот крайняя сторожевая застава. БТР тормозит, стоит, пока пыль не осядет. Последняя фотография на память. Но… журналист не верит своим глазам. Духи поднимают на шесте красный флаг. «Это в честь ваших солдат», — говорит один из них…


Рейдовый батальон

 Николай Прокудин служил в Афганистане в 1985–1967 годах в 180 МСП 108 МСД. Судьба берегла его, словно знала, что со временем Николаю суждено стать писателем и донести людям правду об одной из самых драматических страниц истории нашей страны.


Братишка, оставь покурить!

Костя по прозвищу Беспросветный, отсидев за убийство своего командира-предателя, выходит на свободу без малейшего понимания, как дальше жить. Идти ему, по большому счету, некуда: нет теперь ни жены, ни дома. Да и на приличную работу с такой биографией не устроишься… Но судьба дает ему шанс переиграть свою жизнь. В составе Добровольческого русского отряда Костя отправляется на гражданскую войну, идущую на территории бывшей Югославии. Ему, боевому офицеру, прошедшему пекло Афгана, убивать не привыкать. Теперь это — его ремесло.


Взвод специальной разведки

Горы и ущелья Афганистана. Песок, раскаленный зной. Залпы тысяч орудий… Душманы ведут жестокую войну против советских войск. В очередной схватке с «духами» у одного из блокпостов взвод специальной разведки во главе со старлеем Александром Калининым лицом к лицу столкнулся с отрядом коварного Амирхана. Первое сражение с врагом окончилось победой нашего спецназа. Но Амирхан — опасный противник. Он придумал хитрый план нового нападения. В ход на сей раз пойдут реактивные снаряды, которыми расстреливают советскую военную базу, офицеры в качестве заложников и даже один предатель из числа наших «спецов»…