В доме Шиллинга - [6]

– Вы не въ своемъ умѣ! – возразила маіорша рѣзко и сурово. Ужъ не долженъ ли господинъ совѣтникъ присягнуть въ томъ, что никогда не имѣлъ интимныхъ сношеній съ прислугой господина фонъ Шиллингъ.

– Что это за распри между сосѣдями? – спросилъ съ изумленіемъ Феликсъ.

– Ахъ, господинъ референдарій [2], эти распри лишаютъ меня хлѣба и чести, – сказалъ Адамъ прерывающимся голосомъ.

Прежде онъ всегда радостно привѣтствовалъ возвращеніе молодого человѣка, теперь же казалось онъ даже не сознавалъ, что давно не видалъ его.

– Мой старый милостивый господинъ сейчасъ назвалъ меня хитрецомъ и подлым шпiономъ, и бросилъ в меня своимъ прекраснымъ стаканомъ, который и разлетѣлся вдребезги на полу.

– Прекрасныя дворянскія манеры, – сухо замѣтила маіорша. Она между тѣмъ взяла изъ шкафа блюдо и разсматривала у окна, чисто ли оно.

Эта невозмутимая хозяйственная заботливость при глубоко взволнованномъ человѣкѣ возмутила ея сына. Онъ ласково протянулъ ему руку.

– Я не понимаю, что могло такъ разсердить стараго барона и довести его до изступленія, – сказалъ Феликсъ съ участіемъ. – И противъ своего вѣрнаго Адама, вѣдь онъ всегда васъ отличалъ отъ другихъ.

– Не правда ли, господинъ Люціанъ, вѣдь вы-то знаете?… Ахъ, Боже мой, и все это прошло! – вскричалъ съ отчаяніемъ старикъ и залился слезами. – Я шпіонъ – я! Я подслушалъ исторію о каменномъ углѣ, которая до меня совсѣмъ и не касается.

Феликсъ въ недоумѣніи вопросительно посмотрѣлъ на мать.

– Онъ говоритъ о залежахъ каменнаго угля въ малой долинѣ, – сказала сухо маіорша. – Старый баронъ былъ всегда высокомѣренъ – онъ думаетъ, что если ему что-нибудь пришло въ голову, то ужъ никто больше этого не выдумаетъ.

– Господинъ не самъ выдумалъ это, госпожа маіорша, – сказалъ Адамъ, – въ томъ то и дѣло!… Видите ли, господинъ референдарій, онъ говоритъ, что Шиллинги и Вольфрамы въ теченіе столѣтій владѣли монастырскими землями въ малой долинѣ, и до сихъ поръ никому не приходило въ голову обратить вниманіе на большой сосѣдній каменистый участокъ, издавна принадлежавшій Готтеру, не только что купить его – почва никуда не годится; старый Готтеръ даже нерѣдко проклиналъ его. Онъ такъ же мало думалъ, какъ и его сосѣди, изъ году въ годъ обрабатывавшіе кругомъ него землю, чтобъ въ этой почвѣ могло быть что нибудь путное. Но сюда переселился иностранный инженеръ, который съ перваго взгляда узналъ, что сейчасъ же подъ почвой лежатъ большiе пласты каменнаго угля – уголь лежитъ даже на поверхности, – сказалъ онъ.

– Такъ и было, – прервала его маіорша, хлопоча около кухоннаго стола. Она развернула бѣлоснѣжное полотенце и стала вытирать имъ блюдо.

– И такъ какъ онъ еще раньше быль знакомъ съ моимъ господиномъ, – продолжалъ Адамъ, то онъ предложилъ ему купить вмѣстѣ землю и заняться разработкой каменнаго угля. Мой господинъ согласился на это съ величайшей радостью, и они это держали въ секретѣ. Но, такъ какъ въ это время должна была произойти въ Кобленцѣ свадьба, покупка земли была отложена до возвращенія оттуда. Имъ и въ голову не пришло, что ихъ можетъ предупредить другой – вѣдь никто объ этомъ не зналъ – по крайней мѣрѣ, они такъ думали. Да какъ бы не такъ! Когда они пришли къ старому Готтеру, тотъ вышелъ изъ себя и ужасно бранился, – его провели: онъ продалъ свою землю за безцѣнокъ совѣтнику Вольфраму. Въ ней оказались огромные пласты каменнаго угля, и господинъ совѣтникъ совершилъ уже купчую – вѣдь это чистое колдовство, господинъ Люціанъ!

– Во всякомъ случаѣ странная случайность! – вскричалъ пораженный молодой человѣкъ.

– Я тоже говорю, что это счастливая случайность, и чѣмъ же виноватъ твой дядя, что другіе ротозѣйничаютъ, – добавила маіорша. – Только старый Готтеръ лжетъ, говоря, что его провели и купили землю за безцѣнокъ. Онъ сначала посмѣивался въ кулакъ, что такъ выгодно продалъ никуда негодную землю.

Это было сказано такъ холодно и спокойно, такъ твердо и рѣшительно, какъ бы приговоръ.

Эта женщина, несмотря на свое мѣщанское происхожденіе, имѣла такой величественный видъ. Она была стройна, и ея красивое лицо обрамлялось роскошными, какъ у молодой дѣвушки, русыми волосами, и, при всей своей хлопотливости, бывшая жена офицера никогда не забывала своего положенія, – она была всегда тщательно причесана и очень хорошо одѣта, хотя ея прекрасная маленькая ножка и была обута въ грубый кожаный башмакъ, а изящно сидѣвшее на ней платье было въ настоящую минуту все закрыто широкимъ синимъ полотнянымъ фартукомъ.

– Возьми, съѣшь, дитя, – сказала она, подавая маленькой дочкѣ слуги кусокъ пирога.

Малютка сердито отвернулась и оттолкнула кусокъ.

– Она ничего не ѣстъ, госпожа маіорша, – сказалъ ея отецъ мягко. – У нея сегодня ни крошки не было во рту, – она не можетъ видѣть дурного обращенія со мной, а сегодня брань и ссора не прекращались цѣлый день… Господинъ Люціанъ, я много перенесъ за послѣднее время. Мой господинъ стоитъ на томъ, что дѣло это не чисто, что въ его домѣ есть „Іуда“, который подслушалъ и разболталъ, а такъ какъ я во время ихъ бесѣды не разъ входилъ и выходилъ изъ комнаты, подавая вино, то на меня несчастнаго и пало подозрѣніе… Я переносилъ терпѣливо безпрерывныя колкости, я не хотѣлъ лишиться мѣста изъ-за моей Анхенъ, – при этомъ онъ нѣжно провелъ лѣвой рукой по густымъ волосамъ дѣвочки, – но со вчерашняго дня, съ тѣхъ поръ, какъ ни о чемъ другомъ не говорятъ, кромѣ великаго счастья, выпавшаго на долю совѣтника въ этомъ предпріятіи (уголь, говорятъ, отличный, такой же, какъ лучшій англійскій), мой баринъ внѣ себя отъ ярости и гнѣва. Я хотѣлъ еще разъ покорнѣйше попросить господина совѣтника, чтобы онъ объяснилъ моему барину…