В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - [94]

— Пенн, расскажи, чем вагинопластика отличается от прокалывания уха! Расскажи, что ты понимаешь, как удаление пениса отличается от удаления зуба мудрости. Расскажи, что ты понимаешь, что приравнивание смены пола к смене места жительства — это абсурдное сравнение.

— Разумеется! Очевидно! Я просто говорю, что мы постоянно принимаем решения за детей. И делаем это, потому что знаем, что они не так умны, или не так опытны, или не так информированы, как мы, и поэтому не могут принимать их сами за себя. Это полагается делать нам.

— Ты пугаешь меня до усрачки, Пенн!

— Чем?

— Ты слишком спешишь. Она только что решила снова стать Клодом, а твой ответ на это — превратить ее в Линду Лавлейс. Может, она несерьезно. Может, она на самом деле не передумала. Но мы должны притормозить и разобраться, позволить ей разобраться. Ты здесь ставишь галочки в квадратиках, потому что галочки — это то, что ты можешь сделать, и я понимаю тебя, поверь. Но она должна на какое-то время оказаться потерянной, а она не может быть потерянной, если мы за ручку выводим ее из леса!

— Она не потерянная, Рози. — Пенн взял ее за руки и, хотя она попыталась отстраниться, он не дал. — Мы приняли это решение давным-давно. Мы приняли его, когда Клод был в детском саду. И Поппи ни разу о нем не пожалела, не жалела ни дня, как не жалею и я.

— Тогда почему она обрила голову?!

— Не знаю.

Его лицо было постаревшим, тусклым.

— Пенн, во многих отношениях мы такие везунчики! Во многих отношениях я благодарна, что на нашего ребенка свалилось именно это — гендерная дисфория, а не рак, не диабет, не болезнь сердца и не любое другое дерьмо, которым болеют дети. И даже не всегда понятнее, как лечить эти болезни. Лекарства от них — тяжелее, прогнозы — страшнее, а варианты всегда «жизнь или смерть», но никогда не «черное или белое». И у меня каждый раз сердце разрывается за таких детей и их родителей. Но это более или менее медицинские проблемы. Наша проблема — тоже медицинская, но в большей степени культурная. Это социальная проблема, и эмоциональная, и проблема семейной динамики, и общества. Может, нам понадобится медицинское вмешательство, чтобы у Поппи не выросла борода. Или, может, миру нужно научиться любить человека с бородой, который называет себя «она» и ходит в юбке.

— Но этого не случится. — Пенн говорил так тихо, что она не услышала бы, если бы не знала заранее, чтó он скажет.

— А в этом случае, возможно, ей, как тебе и мне, нужно научиться жить в мире, который отказывается принимать человека с бородой, который называет себя «она» и ходит в юбке, — и все равно быть счастливыми. Может, нашим ответом этому миру не обязательно должны быть медицинские препараты и операция нашей дочери.

— Как? — Он посмотрел на нее. Казалось, они давно не встречались взглядами.

— Что — как?

— Как нам научиться жить в этом мире и все равно быть счастливыми?

Рози очнулась от беспокойного сна задолго до рассвета и послала Хоуи СМС: «ПОЕДУ В ТАИЛАНД. ЕСЛИ СМОГУ ВЗЯТЬ С СОБОЙ ПОППИ».

Часть III

Места у выхода

Им в любом случае понадобился бы новый гардероб. В той клинике не допускались юбки. В той клинике не было кондиционеров. В той клинике, а на самом деле — во всех джунглях, были полчища комаров. Эти немногочисленные мелкие факты, которые им удалось наскрести, в сочетании с одним общеизвестным — каждый день температуры на пике достигают тридцати двух градусов, а то и больше, — означали, что обеим понадобится совершенно новая одежда, и она по счастливому стечению обстоятельств оказалась андрогинной: длинные хлопковые брюки, дышащие рубашки с длинным рукавом, сандалии для прогулок, шляпы от солнца. Вечером накануне отъезда Рози собрала вещи за двоих, потом постучалась в дверь башенки.

— Ну, что? Ты готова? Волнуешься? — Сама Рози не ощущала ни того ни другого, но старалась вложить в тон и то, и другое, и когда не получила ответа, переключилась в деловой режим: — Я собрала твои вещи.

— Ладно.

— Ты хочешь взять с собой что-то конкретное?

— Нет.

— В смысле я собрала все жизненно необходимое, но, может быть, ты хочешь взять Элис и Мисс Марпл?

— Я не младенец.

— Или фотографию подруг.

— У меня нет подруг.

Рози морщилась, но продолжала гнуть свое:

— Кажется, у нас есть все, что нужно, кроме одного.

— Чего?

Рози присела на край кровати, взяла своего ребенка за руки и сказала мягко-мягко, как умела:

— Я не знаю, как называть тебя, любовь моя. — Ее любовь в этот момент выглядела так, будто что-то, расположенное чуть выше головы Рози, дало ей пощечину и одновременно заворожило. — Следует мне называть тебя Клодом или Поппи? Следует тебе быть дочерью или сыном? Ты можешь быть кем угодно, и ты знаешь, что все мы будем тебя поддерживать. Ты знаешь, что мы будем любить тебя каким — какой — угодно, кем угодно. Тебе нужно лишь сказать мне: кем ты хочешь быть?

— Не важно, кем я хочу быть.

— Нет ничего важнее, — настаивала Рози.

— Важно, кто я есть.

— И кто же ты?

— Клод! — Он выплюнул это имя. — Я должен быть Клодом.

— Милый, ты не…

— Должен! Клод — это мое наказание.

Этому ребенку всего десять, взмолилось Вселенной разбитое сердце Рози.