В долине Маленьких Зайчиков - [31]

Фотографии получились на славу. Коравье разглядывал себя, затем брал фотографию Росмунты. Клал рядом маленький и большой снимок и сравнивал их.

– Хоть ты, Праву, и утверждаешь, что на свете чудес не бывает и все можно объяснить, но это для меня чудо, – сказал он задумчиво.

Праву решил составить план следующего посещения стойбища и строго придерживаться его. Вооружившись авторучкой и раскрыв блокнот, он уселся напротив окна за шатающийся столик и задумался.

Прямо перед ним, по ту сторону дороги, вырастал новый дом. Вчера были только стены, а сегодня уже возведены стропила под крышу… Интересно, кто поселится в этом доме?

Праву перевел взгляд на чистый лист блокнота… Хорошо бы посоветоваться с Ринтытегином, да неловко. Опять напомнит о высшем образовании… Что же делать? Вот доктор Наташа знает, что ей делать. Если что-нибудь не ясно, откроет учебник и найдет ответ. А как быть ему? На самодельной полочке из неоструганной доски стоят книги, привезенные из Ленинграда. «История первобытного общества» Равдоникаса, «Первобытная религия» Штернберга, «Первобытное мышление» Леви Брюля, «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса… Чем они могут помочь Праву?

Праву сердито захлопнул блокнот и встал из-за стола. Все же нужно пойти к Ринтытегину и честно признаться, что ничего не надумал.

Ринтытегин, несмотря на поздний час, находился в сельсовете.

– А, пришел? – приветствовал он Праву.

В ответ на жалобы Праву он спокойно возразил:

– А чего там этот план писать? Все и так ясно: в кратчайший срок сделать жителей стойбища Локэ полноправными товарищами нашей жизни. Что тут сложного? А для этого прежде всего открыть школу.

– Почему именно школу? В конце концов наша цель не только научить грамоте детей стойбища Локэ…

– Верно. Только в нашем положении самую верную помощь окажут именно мальчики и девочки стойбища. Через них мы впустим новую жизнь в яранги обманутых людей… Вот так. Надо переписать детишек, осмотреть их, а осенью посадить за парты. – Ринтытегин захлопнул книгу и спрятал в ящик письменного стола. – Не знаю, как считает наука, а я считаю, что историю делает молодое поколение…

Праву вспыхнул:

– Почему вы все время подтруниваете над моим высшим образованием?

– Извини, – похоже, искренне смутился Ринтытегин. Он открыл ящик стола и снова вытащил книгу. Это оказался учебник истории СССР для начальной школы. – Видишь? Я не могу не завидовать тебе. Для меня это много значит – чукча с высшим историческим образованием. Завидую и хочу, чтобы ты не только носил знания в себе, а разумно делился с другими…

– Я всегда рад, – пробормотал пристыженный Праву.

– Я не про лекции и прочее, хотя это тоже нужно, – пояснил Ринтытегин. – Ты образованнее всех нас – с тебя и спрос больше. Ты поступил сейчас в новый университет – университет жизни, и если пройдешь его с честью, из тебя выйдет настоящий человек, коммунист в полном смысле этого слова. Может, конечно, я неудачно тебя подталкивал к тому, чтобы ты не столько гордился своим дипломом, сколько продолжал учиться у жизни… А что касается стойбища Локэ, – проговорил он загадочно, – то я припас одно секретное средство, которое нам должно здорово помочь.

В стойбище Локэ отправились пешком. Ринтытегин нес портативную палатку на трех человек, Коравье – продукты, Праву – примус и керосин. Володькин, как наиболее слабый, шел налегке, с фотоаппаратом и лампой-вспышкой; доктор Наташа несла свой обычный черный чемоданчик.

Сначала шли вдоль трассы будущей автомобильной дороги. Коравье едва узнавал знакомые места. Мощные бульдозеры разворотили землю. Кругом раскинуты большие палатки, пылают костры.

В конце первого дня путники с перевала увидели строящийся комбинат. Праву охватило странное чувство. В голове не укладывалось, что всего лишь в двух днях пешего пути отсюда люди живут в далеком прошлом, среди них нет ни одного грамотного человека, а самым мудрым считается шаман…

Над долиной высились стрелы башенных кранов, тарахтели моторы лебедок, трещали пневматические перфораторы, вгрызаясь в вечную мерзлоту. Заметно обозначились над землей будущие корпуса обогатительной фабрики. Гора Мэйнытин сотрясалась от взрывов.

Пока Праву и Ринтытегин договаривались с начальником строительства о продаже комбинату оленьего мяса, Коравье бродил по улицам нового поселка. Строители окликали его, угощали папиросами, а он ничего не мог произнести в ответ: не решался говорить по-русски, хотя знал уже немало слов.

– Мэй, тумгытум![11] – вдруг позвал голос.

Коравье несколько раз оглянулся. Кругом никого не было. Догадался посмотреть наверх и увидел высунувшуюся из кабины башенного крана голову.

– Микигыт?[12] – спросил Коравье.

– Не узнаешь?

– Как же тебя узнать? – ответил Коравье. – Ты там высоко, – у самого неба, а я стою на земле.

Крановщик спустился.

Коравье, пристально всмотревшись в него, узнал юношу, который первым весной пришел к ним в стойбище Локэ.

– Я Еттытегин. Разве ты меня забыл?

– Вот теперь-то я узнаю тебя! Ты сильно подрос и возмужал. Но там, на высоте, тебя, конечно, сразу не узнать, – сказал Коравье, оглядывая Еттытегина.