В долине Аргуна - [56]

— До скорого! — пропищала девица.

Жума лихорадочно искал, чем бы запустить в телевизор. Не найдя ничего, кроме Корана, он метнул Коран. Раздался звон стекла, телевизор погас.

Минут десять царила полная тишина. Гром небесный почему-то запаздывал. Наконец ждать его стало уже невмочь, и Жума, успевший овладеть своими чувствами, внятно и спокойно сказал:

— Прошу мюридов высказаться по поводу того, что мы сейчас видели.

Это было мудро. Шейх хотел заклеймить отступника Ханбекова их устами.

— Жебир, что скажешь ты?

— Мы видели сейчас, о почтеннейший, — как вызубренный урок ответил Жебир, — как силен шайтан, как коварны его происки и как жалки те, кто отступает от твоего великого учения.

Жума не ожидал такой сообразительности от своего первого помощника, это его обрадовало.

— Молодец! Что скажет Усман?

Усману было легче, дорожка уже указана. Он встал и уверенно отчеканил:

— Картина, представшая перед нами, о солнцеликий, будит в наших сердцах лишь одно желание — желание еще теснее сплотиться вокруг тебя, вокруг твоего победоносного имени.

Остальные мюриды говорили приблизительно то же. Жума слушал и размышлял. Да, дела были плохи, повсеместно плохи, всесторонне отвратительны, универсально гадки. Единственный успех последнего времени — объединение с божьими усыпальниками, которые в ходе напряженной творческой дискуссии вынуждены были признать несостоятельность своих догматов и перейти в божьи будильники. В другое время это событие явилось бы источником великой радости для шейха, но теперь оно меркло в свете успехов противника. Строительство в Тийна-эвл идет успешно, заканчивают новый клуб и уже возвели несколько домов; в старом клубе давно не проводят дуболомные лекции «Религия — опиум», а находят гибкие и действенные методы антирелигиозной работы: покушение на Казуева и Дашиева не удалось; Приходченко, несмотря на угрозы, отказался дать характеристики членам секты; есть признаки неповиновения со стороны Тумиши; и вот теперь Ханбеков оказался черным предателем, не сегодня-завтра он открыто перейдет на сторону неверных — все это ужасно! Что же делать? Что делать? Что?..

Стремительно вошел дежурный мюрид.

— Повелитель, срочная шифровка от Кезилга из Рейкьявика!

Ах, да! Еще и это! Ведь Фишер проиграл первую партию… Что ждать от дальнейшего? У наших шахматных специалистов ничего не поймешь: одни, как Батуринской, уверенно заявляют, что «любое поражение выбивает Фишера из колеи», другие столь же уверенно твердят, что после поражения он играет «с удвоенной силой». А на этот матч Жума возлагал такие большие надежды…

— Что там? — шейх выхватил шифровку и, моментально проглотив взглядом ее суть, обессиленно опустился в кресло. — Читайте…

Телеграмма пошла по рукам, мюриды по очереди шептали:

«Чеченец не явился второе свидание. Зачтено поражение. 2 : 0. Немедленно будите. Аминь!»

Да, как видно, все-таки правы те, кто говорит, что он не переносит поражений… Потрясенные основным смыслом телеграммы, сектанты вначале не обратили внимание на слова «немедленно будите», но через несколько минут Мусост растерянно проговорил:

— А кого он советует нам будить? — и протянул шифровку Жуме.

Жума впился глазами в бумагу — он тоже при первом чтении не обратил внимания на эти слова. И тут его осенило!

— Братья! — радостно воскликнул он. — Как это кого будить! Неужели вы не понимаете? Ах, какой умница Кезилг! Недаром он самостоятельно открыл закон Гей-Люссака! Я назначу его своим преемником, как только он вернется. Да поймите же вы, что все наши несчастья последнего времени оттого, что аллах уснул! Да и как не задремать — жарища-то вон какая! А мы увлеклись мелкими глупостями вроде покушений, а о главном забыли. Надо немедленно устроить зикир! Самый шумный зикир из всех, какие когда-либо были. Мы разбудим всевышнего, и дела наши немедленно поправятся. Все на зикир! Все на зикир!

Через четверть часа мюриды расходились от шейха, благоговейно шепча: «Все на зикир… Все на зикир…»

Глава двадцать восьмая

Огороженный высоким забором большой двор Жебира был тщательно подметен и побрызган водой. Зикир решили провести именно здесь, а не в тайном убежище Жумы. Это давало возможность и больше привлечь сектантов к участию в нем и оградить от лишних посетителей резиденцию шейха.

Члены секты приходили небольшими группами и поодиночке. Здесь были и коренные божьи будильники и вчерашние божьи усыпальники-топтуны. Всех их теперь объединил под своей высокой рукой великий Жума. Тихо переговариваясь, сектанты рассаживались на бревна, на скамьи, поставленные вдоль забора. В углу двора для Жумы было сооружено нечто среднее между троном и трибуной. Отсюда он сможет великолепно видеть все, что произойдет на территории, очерченной забором. У подножия трона-трибуны лежала огромная куча самых разных по величине и по форме консервных банок. Тут же стоял гигантский барабан. В руках у Жумы был будильник.

Двор постепенно все заполнялся и заполнялся сектантами. Увидев шейха, они благоговейно складывали ладони и отвешивали земные поклоны.

Вдруг будильник в руках Жумы резко зазвенел. Все вздрогнули и вскочили. Это был сигнал к началу. На середину двора выбежал мюрид в красной феске и черной маске. Все уставились на него, а он — на Жуму. Шейх должен был первым произвести шум и первым сказать слова заклинания. Он так и сделал: со всего маху шмякнул будильник о землю и торжественно возгласил: «Проснись, всевышний!»