В долине Аргуна - [50]

— Он лобзал меня! — кричала за его спиной Тумиша.

— Он дарован мне шейхом! — вопила совсем рядом Мелижа.

Сектанты вскоре опомнились и бросились в погоню…

Но тщетно! Быстроногий жених уходил все дальше и дальше от преследователей. Скоро из далекой дали и уже чуть слышно до него доносилось: «Он лобзал!..», «Он дарован!..»

Впереди была река. Салман бросился в реку…

Глава двадцать третья

Приходченко вошел в свой кабинет и растворил окно. Утренние запахи зрелого кавказского лета заполнили директорское обиталище. Казалось, и письменный стол, и арифмометр на нем, и шкаф с бумагами, и каждая бумажка на столе и в шкафу — все вместе с директором вдыхало эти запахи и хотело блаженно воскликнуть: «Ах, как хорошо!»

Постояв немного у окна, подышав свежим воздухом, полюбовавшись на далекие горы, Приходченко сел за письменный стол: его ждали дела. Все утро он подписывал бумаги, отвечал на телефонные звонки, беседовал то с агрономом, то с механизаторами, то с какими-нибудь еще посетителями.

Часов в одиннадцать, когда наступило относительное затишье, к директору вошла счетовод Тамара.

— Вы слышали, Савелий Лукич, новость? — таинственно спросила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Как, вы ничего не слышали? О Салмане?

— А что о нем можно услышать? Что он замечательный ремонтник-рационализатор? Что у него золотые руки? Это мне известно давно.

— О, да! Рационализатор он превосходный. Добился того, что одним ударом укладывает троих. И ручки у него золотые. То эти ручки тянутся к Саше, то к Тумише, то к Мелиже…

— Перестань болтать! О его драке с Бахазой я знаю. Тут он не виноват. А насчет женщин — враки.

— Враки? Это я-то вру? Да знаете ли вы, что он, кроме того, всю ночь бегал по аулу и стрелял в женщин, стариков и детей? А вы, директор совхоза, спите и ничего ие слышите!..

— В каких детей он мог стрелять, если все дети ночью спят?.. Иди-ка, милая, лучше займись своей работой.

Тамара резко повернулась и с негодующим выражением на спине вышла.

Через несколько минут без стука дверь распахнул Ханбеков. Его первыми словами были:

— Слава аллаху! Наконец-то все в порядке…

— Разобрались! — радостно воскликнул Приходченко.

— Разобрались!

— Мне с самого начала было ясно, что парень ни в чем не виноват.

— Конечно! — охотно согласился Ханбеков. — А то, что он любит деньгу — кому до этого какое дело.

— Любит деньгу? Впервые слышу. По-моему, не больше, чем все мы.

— О, господи! Ты слышал, что о нем говорят? Не поймешь, где правда, где сплетни…

— Говорят, что он утопился.

— Не может быть! — Приходченко вскочил.

— Да ведь говорят же. Трупа, правда, не нашли, но нашли на берегу его пиджак и один ботинок. Мне рассказывали, будто он обесчестил в одну ночь четырех достойных женщин — Тумишу, Мелижу, Халипат и Унисат. Потом хотел их застрелить — Унисат, Халипат, Мелижу, Тумишу. Но ему не удалось, и вот он бросился в пучину Аргуна — другого выхода у него не оставалось!

— Но это невероятно! — Приходченко удрученно плюхнулся опять в кресло. — Каковы причины такого буйства? Он всегда казался вполне нормальным парнем.

— А, в том-то и дело — казался! Но достаточно было малейшего толчка — племянница Казуева не ответила ему взаимностью — как в человеке проснулся зверь. Впрочем, во всем этом разберется следствие. Ведь я пришел к тебе совсем не за этим. Я пришел сообщить, что едет начальство из обкома и что к этому надо подготовиться должным образом. Ну, ты понимаешь как. Чтобы везде и во всем полный ажур.

Приходченко был убит слухами с Салмане, но все-таки, когда Ханбеков на прощанье пожал руку и направился к выходу, он встрепенулся:

— Постой! Это ты о матче сказал «все в порядке?»

— Да, матч будет проходить в Рейкьявике, начнется второго июля.

— Вот съездить бы! — вырвалось у Приходченко.

— Только директора животноводческого совхоза там и не хватало, — Ханбеков распахнул дверь и вышел.

Сату Халович не спешил в свой служебный кабинет. Там телефонные звонки, посетители, а ему хотелось сейчас кое-что обдумать в тишине и покое. Поэтому он пошел в совхозный парк, выбрал там аллею погуще, уголок потенистей и опустился на скамью.

Но едва он сел, как вдруг перед ним, словно из-под земли, появились Бирка и Сапи.

— Салам алейкум, Сату Халович!

— Вы? И оба? — изумился Ханбеков. — Я думал, что ты, Бирка, еще в Сочи.

— Только что вернулся.

— Ну и как? Видел Спасского? Говорил с ним?

— Видел. Он подготовился к матчу великолепно и совершенно уверен в победе.

— И ты думаешь?.. — Сату не знал, врет Бирка или говорит правду.

— Обо всем этом я расскажу потом. А сейчас мы пришли к тебе, чтобы посоветоваться о наших собственных делах. Местечко ты выбрал подходящее.

— Я ничего не желаю слышать о ваших делах! — Ханбеков побагровел от гнева. — Вы городите одну глупость за другой, и я устал вам помогать да выручать вас. Что вы натворили с этим Салманом? Инсценировка изнасилования! Болваны! Подняли пальбу на весь район… Ослы!

— Не надо, дорогой, нервничать, — рассудительно вступил в разговор Сапи. — В наших действиях порой действительно бывают кое-какие шероховатости, но мы так долго и нежно дружили с вами не затем, чтобы вы бросили нас в трудный момент. Мы имеем право рассчитывать, что вы, как и раньше, выручите старых друзей из беды. Времена трудные, но если мы согласуем свои действия…