В долине Аргуна - [32]

Тот прочитал:

«Следователю областной прокуратуры т. Абуталипову. Копия: Курту Вальдхайму, Генеральному секретарю ООН. Нью-Йорк. О злодеяниях гражданина Казуева на службе и в быту.

Гр-н Казуев несколько лет возглавляет животноводческую ферму совхоза. В последнее время на ферме начался падеж молодняка. Почему? — спросите вы, товарищ Абуталипов и господин Вальдхайм. Я отвечу: гр-н Казуев вступил в преступный сговор с одной австралийской фирмой: он обязался тайно поставить ей крупную партию молодой телячьей кожи и с этой целью морит бедных животных. «Нет!» гневно говорим мы подобным злодеяниям. Наша совесть не может мириться с таким попранием идей гуманизма, провозглашенных еще Томасом Мором и получивших дальнейшее развитие в речах и практической деятельности товарища Сату Халовича Ханбекова.

Столь же аморально ведет себя гр-н Казуев и в быту. «Не выйдет! — говорим мы ему и здесь. — Не те времена!» Мировая общественность требует: к ответу Казуева!

Кезилг».

— Кто этот Кезилг? — спросил следователь.

— Один из достойнейших людей района! — Ханбеков даже встал со стула, чтобы следователь видел его во весь рост. — Перспективнейший товарищ. Между прочим, совершенно самостоятельным и оригинальным путем, ничего не зная о Копернике, пришел к выводу о вращении Земли вокруг Солнца. Сейчас работает над открытием закона Гей-Люссака.

— И что же? — полюбопытствовал следователь.

— Работа близка к завершению, — как на интервью ответил Ханбеков.

— Когда завершит окончательно, сообщите нам в прокуратуру.

— Почту за долг. А зачем?

— Да, может, он и нам какой-нибудь хороший закончик откроет, скажем, для уголовного кодекса.

— Вполне вероятно! — воскликнул Ханбеков, радуясь, что разговор ушел далеко в сторону. — Только попросить надо как следует. Впрочем, можно и приказать. Ведь открытие — это дело такое…

Они помолчали. Каждый старался угадать, что происходит по ту сторону бумажной горы. Вошла секретарша и еще доложила писем. Гора сделалась совсем высокой и довольно зыбкой, она колебалась. Чтобы придать ей устойчивость, Ханбеков встал и положил на нее сверху тяжелый письменный прибор. Следователь не возражал против укрепления горы, и она, кажется, действительно окрепла.

— Сату Халович, — послышалось наконец со стороны Абуталипова, — а ведь есть и такие сведения, будто вы помогали Жуме.

— Да, помогал, — тотчас раздалось по другую сторону, — помогал ему устроиться на работу, помогал найти временное жилье, пока строился его дом… Что же в этом плохого? Да это моя прямая обязанность!

— Разумеется, это даже очень хорошо, но при одном непременном условии: если Жума честный труженик, а не религиозный мошенник.

— Я уже говорил…

— Хорошо, я вас больше не задерживаю, — было полное впечатление, что это произнесла сама бумажная гора. — Пожалуйста, скажите, чтобы ко мне пригласили Казуева и его жену Кесират.

— Будет исполнено, — Ханбеков встал и, то и дело оглядываясь на гору, пошел к двери. В коридоре он перевел дух и бегом пустился в свой кабинет.

— Ну, как я исполнила роль? — встретила его Тумиша.

— Отлично! Твое искусство нам пригодится еще не раз. А теперь отправляйся в свой Дом культуры.

— Нет, лучше домой. А кроме того, после столь тяжелого обморока я не могу идти пешком. Вызови мне машину.

Ханбеков нажал звонок. Вошла секретарша. Оказалось, что машины нет, на ней куда-то уехал Сапарбиев. Сату Халович бросил как бы случайный взгляд в окно и увидел там Сапи, возившегося со своим мотоциклом.

— Эй, Сапи! — крикнул Ханбеков. — Зайди-ка, дело есть.

Через две минуты Сапи был уже в кабинете.

— Мотоцикл в порядке? Ну и прекрасно. Отвезешь домой Тумишу. Но не слишком тряси. Она и так только что пережила глубочайшее нервное потрясение. А потом поедешь на участок, который разравнивают под сад, и привезешь оттуда Казуева и Кесират — они там.

— Лучше я еще раз переживу глубочайшее нервное потрясение, но на мотоцикле не поеду, — вдруг закапризничала Тумиша. — Где это видано, чтобы директора́ Домов культуры ездили на мотоциклах!

— Но он повезет тебя не как директора, а как женщину, недавно пережившую потрясение.

— Тогда пусть положит меня поперек седла, как джигит на коне.

— Положишь? — раздраженно спросил Ханбеков.

— Почему не положить? Положу.

— А ГАИ?

— Как-нибудь.

На этом и порешили.

Когда под окном райисполкома затрещал мотоцикл, то в этом неистовом треске никто не заметил негромкого, стука в кабинете следователя.

Минут через сорок войдя в этот кабинет, Казуев увидел следующую картину: на полу, под грудой «сигналов», лежало бесчувственное тело товарища Абуталипова. Все произошло так: когда мотоцикл затрещал, то бумажная груда от сотрясения рухнула и погребла под собой товарища следователя. Он, конечно, боролся, но выкарабкаться из-под писем все-таки не смог. Они поглотили его, и он потерял сознание.

Остается лишь добавить, что все это явилось результатом тщательно обдуманного террористического акта божьих будильников при содействии Ханбекова: львиная доля писем была написана или инспирирована ими. Секретарша получила указание складывать письма именно так, как она их складывала — горой; наконец грохот мотоцикла под окном тоже был предусмотрен и заранее опробован самым тщательным образом… В тяжелом состоянии следователь Абуталипов был отправлен в районную больницу.