В дебрях законодательства - [3]

– Не твоё дело, сволочь, – огрызнулась я, безуспешно пытаясь остынуть хотя бы внешне. Перед врагами показывать слабость – и глупо, и унизительно. Хотя что уж там – эти всё равно увидят. Какой из меня нафиг актёр?..

– Спрашивай, – «с барского плеча» дозволили мне, – Только давай кратко и по-существу.

«Нахрена?» – Хотелось задать мне извечный вопрос. А что – чётко и по-существу, хотя и не совсем понятно… Но пришлось сформулировать более чётко:

– Зачем вы собираете силы? Война?

– Да, война. В перспективе. – Не стал пускаться в подробности Вернер.

– Как звучит настоящее пророчество? – Продолжала я, милостиво добавив: – Можно не дословно.

– Настанет день, когда королева проклянёт своё дитя, подарив ему силу, но лишив сути, и то станет началом неизбежного – сломается первая печать. Пробудится древнее Зло, и лишь богини смогут его остановить. Тогда камни, ставшие по воле Магии тюрьмами и вместилищами невиданной силы, призовут три души. Двое Хранителей, бремя несущие, заключат брак, и сломают тем вторую печать. Избранный – жертва во славу, отдаст душу свою, и сломают тем самым печать третью. Освободятся богини и вернут в погибающий мир покой.

Уставший мозг едва-едва анализировал информацию.

– «Королева проклянёт своё дитя»? Дай угадаю… твоя мама тебя прокляла? – На тактичности я даже не запнулась – какое там. Так и хотелось ввернуть что-нибудь вроде «И правильно сделала!», но вовремя прикусила язык, опасаясь, что в таком случае останусь без ответов, – Но за что, и что значит «лишит сути»?

– Она и её семья оскорбила отца, когда он к ней сватался, и он уничтожил её страну, – как ни странно, снизошёл до ответа некромант, – Вся её семья была убита, а её отец взял в жёны за красоту, родовитость и силу магического дара. Она всю жизнь его ненавидела, и умерла от родильной горячки, проклянув и мужа, и меня. Омалиар, в отличие от Меллиара, не требовал цельной чисто души, ему хватило половины души проклятого младенца.

Мне будто заморозили все внутренности. Женщина, проклявшая своего ребёнка за чужие грехи. Ребёнок, расплатившийся за это половиной души…

Мотнула головой. Неужели я только что пожалела убийцу? Повод есть, но… а, чёрт, подумаю об этом завтра.

– Что теперь будет со мной? – Насторожившись и сглотнув горький ком, задала я, пожалуй, последний вопрос.

– Так как мы не смогли создать во дворце такую же сильную защиту от проникновения, как в Академии, ты поступишь туда на один из факультетов для ургхов. – И не без язвительности добавил: – Можешь даже выбрать.

– Спасибо, – поморщилась я, – А дальше что?

– А ничего. Будешь отдавать силу, когда потребую, родишь наследника, и на этом твоя роль заканчивается. В остальном можешь делать всё, что вздумается, только чтобы это не порочило репутацию императорской семьи. Доходчиво объясняю?

Мне пришлось почти до крови вцепиться ногтями в ладони, чтобы не расцарапать эту мерзкую рожу.

– Похороните Лину по-человечески, – всё, что я смогла из себя выдавить. Снова кольнуло под сердцем: ведь даже тело это подруге не принадлежало – так, сосуд…

Закусила губу, отведя наполняющиеся слезами глаза. Чёрт!!! Я никто, но попытаться отомстить я могу. Не знаю как. Мне бы хоть выкарабкаться…

– Хорошо, – равнодушно кивнул собеседник, – У тебя есть до утра время подумать, на какой факультет поступишь. Вопросы закончились?.. И, кстати, попробуй только ещё хоть раз выкинуть что-то подобное. Посадить тебя на пару дней в колодки мне вряд ли что-то помешает.

Я не хотела, честно. Хотя, кому я вру?.. Хотела, очень хотела. Звук пощечины – как сладкая музыка. А потом стало страшно. Впрочем, куда уж хуже…

– Это ты зря, – казалось, теперь в чернота его глаз заполнила их полностью, – Стража! – Стоявшие через комнату охранники быстро, как собачки, прибежали на зов хозяина, – Запереть в колодки. Утром освободить. Приятной ночи, эстресс…

Да уж, приятной, не то слово.

* * *

«Из грязных некромантских лап – в сырую будку посадили, – со скуки упражнялась в стихосложении я, – Теперь как хочешь спи под храп, и радуйся, что не прибили!»

Да, вот так просыпаются великие таланты – под напором обстоятельств и от жажды сиюминутного убийства.

Зевнув во весь рот, я усилием воли оторвала от стены отяжелевшую, будто свинцовую голову и, звеня цепями, попыталась хоть немного размять затёкшие кисти рук. Но тяжесть фиг-знает-скольки-киллограмового железа на всех четырёх конечностях и короткие цепи оставляли мало пространства для манёвра, да и слабость во всём теле от недавно пережитых эмоций тоже дала о себе знать. Более того, в этих средневековых оридиях пыток невозможно было прилечь нормально, и самая удобная поза из возможных – скрючившись, прислониться к стене. Вот какие они бывают, супружеские ссоры… Не располагает ко сну. Так что всё, что я могла – завистливо поглядывать на громко храпящего и по-свински повизгивающего во сне стражника и размышлять о бытие нашем бренном.

Собственно, простор для размышлений открывался широкий. Начать хотя бы с того, что, побесившись, поорав и провисев несколько часов в темнице, я поняла, что вспылила и повела себя как дура. Опять. Надо быть хитрее – так нет же, не удержалась… Будто мне и в самом деле восемнадцать. С другой стороны, я всегда была несдержанна в вопросах, действительно способных меня задеть, что уж говорить об убийстве, произошедшем на моих глазах, практически из-за меня, тем более, моей подруги детства и просто хорошего человека… Но, блин, если уж я хочу отомстить (даже это в данных обстоятельствах звучит совершенно нереально), то надо бы держать себя в узде впредь. Вряд ли я смогу быть столь же хитрой и дальновидной, как любой придворный, так то моё единственное преимущество в том, что меня уже списали со счетов – ткнули носом в бесправность и явно уверены, что я даже не трепыхнусь в ответ. А самая большая ошибка полководца – недооценка врага…