В дебрях Африки - [98]

Стась нахмурил брови и, посмотрев своими стальными глазами в глаза Кали, проговорил в ответ:

– Я запрещаю тебе это делать.

– Господин, – возразил неуверенным голосом молодой негр, – ва-хима всегда казнить невольников. Старый царь умереть – казнить; молодой царь вступить – казнить. Если бы Кали не приказать казнить, ва-хима думать бы, что Кали не царь.

Стась продолжал грозно смотреть на него.

– Что же? – спросил он. – Значит, ты ничему не научился, живя столько времени с нами? Ты не научился, что нельзя зря убивать людей?

– О Великий Господин, да…

– Так слушай же! У ва-хима темные мозги, но твой мозг должен быть светлый. Раз ты стал их царем, ты должен просветить их и научить добру. Они – как шакалы и гиены: сделай из них людей. Скажи им, что пленников нельзя казнить. Белые не убивают невольников, а ты хочешь быть к ним хуже, чем был для тебя Гебр! Стыдись, Кали. Измени старые, гадкие обычаи ва-хима на хорошие, и за это все благословят тебя, а мисс не скажет, что Кали дикий, глупый и злой негр.

Страшный рев в лачугах колдунов заглушил его слова. Стась махнул рукой и продолжал:

– Я слышу! Это ваше «злое Мзиму» хочет крови и голов пленников. Но ты ведь знаешь, что это значит, – и тебя это не испугает. И вот я скажу тебе: тамтамы вышвырни на середину бомы, чтоб все ва-хима увидели и поняли, как их обманывают эти плуты. Да еще скажи твоим глупым ва-хима то, что ты говорил людям М’Руа: что там, где пребывает «доброе Мзиму», кровь человеческая не должна быть пролита.

Юному царьку понравились, по-видимому, слова Стася. Он посмотрел на него смелее и проговорил:

– Кали избить, ах, как избить колдунов! Выбросить тамтамы и сказать ва-хима, что там, где «доброе Мзиму», нельзя никого убить. А что же Кали сделать с Фару и с самбуру, которые убили Фумбу?

У Стася весь план действий был уже готов в уме. Он ждал только вопроса и тотчас же ответил на него:

– Твой отец погиб и его отец погиб, – голова за голову. Теперь ты заключи с молодым Фару вечный мир, и с этих пор ва-хима и самбуру станут жить в согласии и будут спокойно возделывать маниоку и охотиться. Ты расскажешь Фару обо всем, что ты узнал, живя с нами, и Фару научится любить тебя как брата.

– У Кали теперь светлый мозг, – ответил молодой негр.

На этом окончилась беседа. Немного спустя раздались опять дикие крики, но уже не «злого Мзиму», а обоих колдунов, которых Кали колотил, как мог. Воины, все еще окружавшие внизу тесным кольцом Кинга, прибежали во весь дух наверх, чтобы посмотреть, что там происходит, и вскоре убедились и собственными глазами, и из признаний колдунов, что «злое Мзиму», перед которым они трепетали до сих пор, было лишь выдолбленной колодой, обтянутой обезьяньей шкурой.

А юный Фару, когда ему объявили, что ему не только не размозжат головы в честь «доброго Мзиму» и Великого Господина, но что Кали съест кусок его, а он – кусок Кали, не хотел верить ушам, а когда узнал, кому он обязан жизнью, то лег лицом на землю перед входом в дом Фумбы и лежал до тех пор, пока Нель не вышла к нему и не велела ему встать. Тогда он обнял своими черными руками ее маленькую ножку и поставил ее себе на голову в знак того, что хочет всю жизнь оставаться ее невольником.

Все ва-хима были очень удивлены поведением юного царя, но присутствие неведомых гостей, которых они считали самыми могучими в мире колдунами, не позволило никому противиться ему. Старики были не рады новым обычаям, а оба колдуна, поняв, что хорошие времена кончились для них навсегда, затаили в душе жестокую злобу к царю и пришельцам.

Тем временем Фумбу торжественно похоронили у подножия скалы под бомой. На его могиле негры поставили несколько сосудов с помбе и с копченым мясом, «чтобы он не мучил и не пугал по ночам».

Тело Мамбы, после того как между Кали и Фару было заключено братство крови, было отдано самбуру.

XLII

Путешественникам предстояло опять углубиться в неведомые края, где им угрожали всякие опасности, и мальчику хотелось оберечь себя от них лучше, чем он имел возможность это делать до сих пор. С этой целью он обучил стрельбе из ремингтонов сорок молодых ва-хима, которые должны были составить главную вооруженную силу и как бы гвардию Нель. Больше стрелков у него не могло быть, так как Кинг донес на себе только двадцать пять ружей, а лошади всего пятнадцать. Остальную армию должны были составить сто ва-хима и сто самбуру, вооруженных копьями и луками, которые обещал доставить Фару. С ними не страшны были никакие трудности путешествия по огромной и чрезвычайно дикой стране, населенной разными племенами самбуру. Стась не без гордости думал о том, что, убежав на пути из Фашоды с одной только Нель и с двумя неграми, без всяких средств, он, пожалуй, дойдет до берегов океана во главе двухсот вооруженных людей со слоном и лошадьми. Он представлял себе, что скажут на это англичане, которые так высоко ценят смелость и находчивость, но больше всего его интересовало, что скажет его отец и мистер Роулайсон. Мысль об этом услаждала все его труды и невзгоды.

Но все-таки он не был вполне спокоен за свою судьбу и за Нель. Хорошо! Он, наверно, легко пройдет владения ва-хима и самбуру. Но что будет дальше? Какие племена еще попадутся ему на пути? Указания Линде были слишком неопределенны. Стася очень мучило, что он не знал, собственно, где он находится, так как эта часть Африки изображалась на картах, по которым он учился географии, в виде белого поля. Кроме того, он совершенно не знал, что это за озеро Бассо Нарок и как оно велико. Он находился на южном его берегу, где ширина его была равна приблизительно двадцати километрам. Но как далеко тянулось это озеро на север, не могли сказать ему ни ва-хима, ни самбуру. Кали, знавший кое-как язык кисвахили, на все вопросы отвечал только: «бали, бали!» – что значит: далеко, далеко! Но это было все, что Стась мог от него узнать.