В дебрях Африки - [100]

Караван растянулся длинной вереницей. Стась, сидя на спине Кинга, решил ехать в конце каравана, чтобы все было у него перед глазами.

Когда люди, один за другим, проходили мимо него, он не без удивления заметил, что оба колдуна, М’Куние и М’Пуа, те самые, которые были так основательно избиты дубинкой Кали, тоже примкнули к каравану и со своими узлами на головах отправлялись вместе с остальными в путь.

Он остановил их и спросил:

– Кто велел вам идти?

– Царь, – ответили оба со смиренным поклоном.

Но под покровом смирения глаза их сверкали так дико, а на лицах отражалась такая злоба, что Стась в первую минуту хотел сразу прогнать их, и если не сделал этого, то только потому, что не хотел ронять авторитет Кали.

Но он тотчас же подозвал последнего к себе.

– Это ты, – спросил он, – велел колдунам идти с нами?

– Кали велел, потому что Кали умный.

– Хотелось бы мне знать, почему твой ум не оставил их дома?

– Потому, что если бы М’Куние и М’Пуа остаться, они бы подстрекать ва-хима, чтоб ва-хима убить Кали, когда он вернется, а если они идти с нами, Кали смотреть за ними и следить.

Стась подумал минуту и ответил:

– Может быть, ты и прав. Но наблюдай за ними денно и нощно, потому что недоброе что-то у них в глазах.

– У Кали есть бамбуковая дубинка, – ответил молодой негр.

Караван тронулся. Стась в последнюю минуту отдал приказ, чтоб вооруженная ремингтонами гвардия замыкала шествие, так как это были люди, которых он сам высмотрел, отобрал и в которых был больше всего уверен. В течение довольно продолжительного обучения стрельбе они успели привязаться к своему молодому вождю и вместе с тем, как наиболее приближенные к его высокой особе, считали себя выше остальных. Теперь они должны были наблюдать за всем караваном и ловить тех, у кого явилось бы желание удрать. Можно было легко предвидеть, что, когда начнутся трудности и опасности, охотников бежать найдется немало.

В первый день все шло как нельзя лучше. Негры с ношей на головах, вооруженные каждый копьем и несколькими дротиками, растянулись длинной лентой по степи. Сначала шли вдоль южного берега озера по равнине, но так как озеро было окружено со всех сторон высокими горами, то, когда свернули на восток, пришлось карабкаться в гору. Старики самбуру, знавшие эти места, говорили, что каравану придется переходить через высокие горные перевалы, которые они называли Куллак и Инро. После этого они вступят в страну Эбене, расположенную на юг от Борани. Стась понимал, что нельзя идти прямо на восток, так как помнил, что Момбаса лежит на несколько градусов за экватором, а следовательно – значительно южнее этого неизвестного озера. Но, имея в своем распоряжении несколько компасов, оставшихся после Линде, он не боялся пойти по неверному пути.

Первый ночлег им пришлось провести на лесистой вершине горы. Как только стемнело, было зажжено несколько десятков костров; негры жарили сушеное мясо и ели лепешки из корней маниоки, вынимая их пальцами из посуды. Утолив голод и жажду, они заговорили между собой о том, куда ведет их Бвана Кубва и что они получат от него за это. Некоторые пели, сидя на корточках и разгребая огонь. В общем, все галдели так долго и так громко, что Стасю пришлось в конце концов приказать им смолкнуть, чтоб Нель могла заснуть.

XLIV

Через десять дней пути караван перешел, наконец, горный перевал и вступил в страну, совершенно не похожую на прежнюю. Перед ним была широкая равнина, кое-где только покрытая невысокими холмистыми складками, а по большей части совершенно ровная. Растительность совершенно переменилась. Не было огромных деревьев, одиноко или по нескольку вместе возвышавшихся над волнующейся поверхностью высокой травы. Кое-где торчали только на значительном расстоянии друг от друга акации, источающие каучук, со стволами кораллового цвета или зонтикообразные, но с редкой и дающей мало тени листвой. Между холмами термитов то тут, то там тянулись кверху молочаи с ветвями, напоминавшими разветвления подсвечников. Под самым небом парили ястребы, а ниже перепархивали с акации на акацию птицы из породы ворон, с черными и белыми перьями. Трава уже пожелтела и выколосилась, точно зрелая рожь. Однако эта сухая степь доставляла, по-видимому, обильную пищу большому количеству животных, так как путешественники встречали по нескольку раз в день довольно большие стада антилоп гну и особенно зебр. Жара на открытой, лишенной деревьев равнине стала невыносимой. Небо было без облаков, дни знойные, а ночи приносили мало отдыха. Путешествие становилось с каждым днем все труднее. В деревнях, попадавшихся на пути каравану, необычайно дикое население встречало его со страхом и по большей части недружелюбно. И если бы не значительное число вооруженных «пагази» и не присутствие белых, Кинга и Саба, путешественникам угрожала бы немалая опасность.

Стасю удалось узнать через Кали, что дальше совсем нет деревьев и что страна там совершенно безводна. Трудно было этому поверить, потому что многочисленные стада, попадавшиеся им навстречу, должны же были где-нибудь утолять свою жажду. Тем не менее рассказы о пустыне, в которой нет ни рек, ни даже луж, напугали негров, и среди них началось дезертирство. Первыми показали пример М’Куние и М’Пуа. К счастью, их побег был вовремя замечен, и конная погоня настигла их недалеко от лагеря. Когда их привели обратно, Кали своей бамбуковой дубинкой показал им всю неуместность их поступка. Стась, собрав всех «пагази», обратился к ним с речью, которую молодой негр переводил на местный язык. Воспользовавшись тем, что во время предыдущей стоянки львы всю ночь рычали вокруг лагеря, Стась старался убедить своих людей, что кто убежит, тот, без сомнения, станет их добычей, а если даже они будут ночевать на акациях, то там их найдут еще более страшные вобо. Затем он говорил, что там, где живут антилопы, должна быть и вода, а если в дальнейшем и попадутся пространства, лишенные воды, то ее можно будет набрать на два, на три дня в мехи, сшитые из шкур антилоп. Негры, слушая его слова, повторяли поминутно один другому: «О мать, как это верно!» Но все-таки в следующую ночь сбежало пять самбуру и двое ва-хима, а потом после каждой ночи тоже кого-нибудь недосчитывались.