В четыре утра - [18]
Наибольшего напряжения возбуждение толпы достигло, когда распространилась весть, что сейчас с "Гавриила" повезут пленных. Вся матросская масса всколыхнулась, ринулась с кораблей на берег, лавиной потекла к началу канала "Усть-Рогатка", где была пристань.
Глинский, не давая себе отчета в том, что делает, забыв, что ему, военспецу, полагается получить у командира разрешение сойти на берег, кинулся вместе с другими.
Толпа все ускоряла и ускоряла движение, боясь опоздать, пропустить необычное зрелище, не увидеть этих англичан, врагов. Там, где гаванский ковш образовывал поворот, Глинского вытолкнули к самому краю набережной. Он взглянул на воду и обомлел. Немного впереди на боку лежал большой корабль с длинными, какие теперь уже не строили, мачтами. Эти мачты лежали параллельно воде, а концы толстых поперечных рей окунались в воду. Затонувший корабль был "Память Азова". Глинский не раз с интересом рассматривал этот старый корабль с длинным, острым, как бивень, тараном на носу. Предполагалось, что этим тараном можно стукнуть неприятельский корабль в борт и нанести ему пробоину. Но в нынешнюю войну так уже не воевали. Корабли вели артиллерийскую дуэль, расстреливая друг друга с дальних дистанций, пускали в противника хитроумные, самодвижущиеся торпеды, снабженные винтами и двигателями. И тараны, и огромные мачты, приспособленные для поднятия парусов, превратились в ненужные и обременительные украшения.
Бегущие матросы тоже задерживались перед "Памятью Азова". И не только из любопытства. В толпе вдруг распространился слух, что англичане потопили его из мести, потому что "Память Азова" имел славное революционное прошлое.
Предположение о мести со стороны англичан было нелепым, не выдерживало ни малейшей критики. "Память Азова" торпедировали потому, что это была база подводных лодок, и торпеда предназначалась именно этим подводным лодкам. Но возбужденная толпа пришла в еще большее волнение.
Глинский в числе других подбежал к пристани как раз в тот момент, когда туда подошла шлюпка с "Гавриила". Он-видел из-за матросских спин, как англичане один за другим вылезали на берег. Каждый вставал со шлюпочной банки, делал шаг и исчезал из поля зрения. Первым полез высокий, широкоплечий офицер в форменной теплой куртке и пострадавшей от воды фуражке. Широкий верх фуражки обвис, и весь головной убор стал похож на какой-то очень старомодный картуз. За высоким стали перебираться на берег остальные. На некоторых матросах были странные кургузые бескозырки, без привычных ленточек, и это делало их смешными. В России такие шапочки носили маленькие дети. На некоторых англичанах были надувные спасательные жилеты, но воздух сейчас был спущен, и резиновые жилеты тоже напоминали детские слюнявчики.
Толпа зрителей на берегу напирала. Ее отталкивали назад, и вся людская масса качалась взад-вперед.
Последним со шлюпочной скамейки поднялся щуплый человечек, тоже в офицерском обмундировании. Пока он сидел, поднятый воротник синего форменного полупальто и поля обвислой фуражки почти вплотную прилегали друг к другу, закрывая лицо. Но когда англичанин встал, выяснилось, что он весь забинтован. Забинтованы и лицо, и руки, осталась только маленькая щелочка для глаз. Раненого или обгоревшего поддерживали под руки.
- Стой! Этого надо осмотреть! - крикнул вдруг кто-то рядом с Глинским. - Этот из наших! Изменник! Нарочно замотал морду!
Толпа грозно зашевелилась, загудела, дружно рванулась вперед. Раздались выкрики: - Давай сюда белого гада!
- Разматывай бинты!
- Не пустим! Не дадим его увести!
- Требуем!
Глинский тоже рвался вперед и тоже кричал. Его толкали, больно пихали в бока локтями, и он сам кого-то толкал кулаками. Толпа матросов вдруг вспомнила имя предателя, того, кто мог привести сюда врагов, того, кто несомненно знал тайные проходы, а возможно, и условный пароль. Этого предателя звали Моисеев. Во время мятежа на Красной Горке он увел к белым и сдал врагу дозорный тральщик "Китобой". Глинский никогда не видел Моисеева, но и он убежденно выкрикивал ненавистное имя.
- Моисеев! Это Моисеев! Давай, разматывай, покажи морду!
Спины стоящих впереди чуть раздвинулись, Глинского впихнули в образовавшуюся щель, и тут он оказался лицом к лицу с матросами охраны из комендантского взвода. Матросы, взявшись за руки, образовали цепь и отпихивали напирающих. За ними стояла вторая цепочка с карабинами, а за матросами, окруженные решительного вида людьми в кожаных куртках и фуражках, в каких ходили чекисты, испуганно жались друг к другу пленные, боясь двинуться с места, боясь самосуда этой орущей, гневной толпы.
Старший из чекистов поднял руку, призывая к спокойствию. На это не обратили внимания. Тогда он по-мальчишески засунул два пальца в рот и оглушительно, по-разбойничьи свистнул. Это подействовало.
- Граждане! - зычно крикнул чекист. - Не волнуйтесь! Все будет согласно революционным законам. Сейчас мы их доставим в тюрьму.
-крикнул Глинский, видя, что чекисты их увести к подъехавшим закрытым тот, что вылез первым, испуганно - Давай Моисеева! толкают пленных, спеша автомобилям.
Юный фенрих флота российского Близар Овчина-Шубников и не ведал, что судьба готовит ему столько испытаний. Не единожды пришлось ему одолевать разбушевавшееся море, действовать клинком и пистолетом в баталиях на суше, вступать в поединок с хитроумными шпионами иезуитского ордена. Труднее всего оказалось разоблачить коварного морского беса, чьи проделки поставили в тупик даже Адмиралтейц-коллегию Петра I. Но сметливый и отважный воин и тут не посрамил чести россиянина.
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.