В четыре утра - [10]
В гостиной было тихо, лишь кто-то нервно откашлялся, и только когда мичман, положив фуражку на столик красного дерева перед зеркалом, поцеловал руку хозяйке, поздоровался с обеими барышнями и отворил дверь в комнату, прерванный его приходом разговор сразу возобновился, продолжился, словно опустили иглу на вращающуюся граммофонную пластинку.
- Вы меня извините, - красивым, барственным голосом сказал пожилой моряк, по виду бывший капитан первого ранга. - Вы меня извините, - повторил он таким тоном, что было понятно - это вовсе не извинение. - Русский офицер, проявляющий такую поразительную осведомленность о всех преимуществах, которыми располагает враг, и радующийся печальному состоянию родного флота, не может рассчитывать на мое уважение. Поэтому разрешите откланяться, господа! Лариса Евгеньевна, умоляю, не осуждайте! Не могу у вас более бывать, не могу, при всем уважении и симпатии к вам и к вашему дому!
Он встал, сдержанно поклонился и вышел, чуть не задев плечом Глинского. Хозяйка кинулась за ним.
- Скатертью дорога! - вызывающе крикнул вслед молодой человек с тонким, породистым лицом - Коля Петрищев, жених старшей дочери Оленьки.
- Нет, нет... - Из-за стола поднялся пожилой каперанг. - Так нельзя! Сердито бросил молодому:
- Да погодите вы! - и рысцой кинулся в переднюю.
Глинский растерялся. Он продолжал стоять у двери, за которой слышались приглушенные голоса. Там шепотом спорили. Но вот дверь снова распахнулась, и тот, кто выбежал вторым, вернулся.
- Все в порядке, - сказал он, дергая головой. - Недоразумение улажено, все останется между нами.
Выручила Глинского хозяйка. Взяв его под руку, повела знакомиться с теми, кого он еще не знал. Их было двое: один ничем не примечательный, лысеющий блондин, другой невысокий, коренастый, горбоносый человек восточного типа. Оба назвали свои фамилии невнятно.
Вечер прошел весело и так непринужденно, словно и не было никакого инцидента. Даже немного потанцевали под не слишком уверенный аккомпанемент Ларисы Евгеньевны.
Расходились рано, до наступления комендантского часа. Настенька задержала Глинского и, отведя в сторонку, шепнула: - Мама очень огорчена... Капитан Гриневич был дружен еще с покойным папочкой. И все из-за этого противного князя...
- Князя? - переспросил Глинский. Настенька приложила палец к губам.
- Ради бога, Димочка, это же тайна! Не проговоритесь никому, никому. Он здесь инкогнито, под другим именем. То есть не совсем инкогнито, он под своим именем. Только никто не знает, что он бывший князь. Впрочем, мама говорит, что государь император не утвердил этот титул бывших владетельных князей Шемаханских и он простой дворянин, как вы или я.
Тщеславие не позволило Глинскому признаться, что он вовсе не дворянин по рождению. Да и нужно ли было в этом признаваться теперь, когда все дворянские привилегии канули в вечность!
Воздух, казалось, стал плотным, тугим, хлестал порывами обжигающего ветра, давил на барабанные перепонки.
Чьи-то преступные руки подожгли Кронштадт сразу с четырех сторон. Дым несло на гавань. Стонали, ревели, выли корабли. Когда подавал тревожные гудки линкор "Андрей Первозванный", все кругом вибрировало. "Андрею" вторил рокочущим басом гигантский белый санитарный транспорт "Рига". А когда вступал еще один линкор, "Петропавловск", стоявший борт о борт с "Ригой", казалось, становится трудно дышать. Рыдали сирены эсминцев, мелодично подтягивали воздушные тифоны подводных лодок.
Четыре густых, черных столба дыма ползли по небу, сливались в одну темную тучу. На всех кораблях выделили пожарные партии сражаться с огнем.
Пузатый, черный буксир неуклюже ткнулся в борт "Гориславы". Буксир был забит матросами в брезентовых робах.
- А ну, давай! Сыпь сюда! Кто у вас там? - крикнули из буксирной рубки. - Идем тушить дровяную баржу.
Плотная матросская масса на буксире качнулась, стала тесниться, освобождая место. С "Гориславы" поспешно прыгали, кто с багром, кто с пожарным топориком или лопатой. Федяшин наверху торопил: - Давай, давай, шевелись! Некогда валандаться... Сам прыгнул последним, взглянул наверх все ли? Увидел - по шканцам "Гориславы" кто-то шел медленно, в неподобающем сегодняшним обстоятельствам белом кителе. Белый китель был как вызов. Федяшин ненавидяще посмотрел на этого прогуливающегося военспеца, не удержался, злобно крикнул: - А для вас что, светлый христов праздничек? Отмечаете святого лентяя?!
Офицер обернулся. Это был не ревизор, бывший мичман Глинский, и не штурман Свиридов, а сам командир корабля Ведерников. Черт их там разберет, этих барских сынков! Все трое молодые, стройные, все трое со спины схожие. Конечно, если б знал, что командир, не стал бы цепляться. Командир обязан не покидать свой корабль, обязан обойти палубу.. .
Штабеля сырых дров не очень-то охотно горели. Полыхало лишь там, где поджигатели предварительно полили мазутом, да еще дымился слой щепок на земле.
Часа через три с пожаром справились. Раскидали дрова, обдали водой из брандспойтов. Видимо, и в других местах пожарные партии работали успешно. Вместо могучих столбов дыма теперь кверху тянулись лишь ленивые струйки, таяли в поднебесье.
Юный фенрих флота российского Близар Овчина-Шубников и не ведал, что судьба готовит ему столько испытаний. Не единожды пришлось ему одолевать разбушевавшееся море, действовать клинком и пистолетом в баталиях на суше, вступать в поединок с хитроумными шпионами иезуитского ордена. Труднее всего оказалось разоблачить коварного морского беса, чьи проделки поставили в тупик даже Адмиралтейц-коллегию Петра I. Но сметливый и отважный воин и тут не посрамил чести россиянина.
Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает обстоятельства и причины, которые заставили президента Соединенных Штатов Вильсона присоединиться к решению стран Антанты об интервенции, а также причины, которые, по его мнению, привели к ее провалу. В книге приводится множество примеров действий Англии, Франции и Японии, доказывающих, что реальные поступки этих держав су щественно расходились с заявленными целями, а также примеры, раскрывающие роль Госдепартамента и Красного Креста США во время пребывания американских войск в Сибири.
Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.