В черном списке - [8]

Автомобиль въехал на ухабистую улицу, посыпанную щебнем, и начал крутиться меж домов, весьма похожих друг на друга. Названий улицы не имели, были лишь многотысячные номера домов. Казалось, номера даны домам для того, чтобы заставить полицейских и сборщиков налогов забыть о том, что в них живут люди.

— Будет неплохо, если вы заглянете на минутку ко мне домой, — сказал Вилли.

Мы поставили машину, вытащили коньяк, пакет с продуктами и последний отрезок пути прошли пешком. Вилли шел впереди. Единственным звуком, который мы слышали по дороге, была песня. Пели дети. Звенящие, монотонные звуки, подобные тем, какие издает при покачивании стеклянный бокал, если в него положить стеклянные шарики.

Но, увидев нас, дети замолчали. Остался лишь шум пыльного пронизывающего ветра. Здесь все временно, все непостоянно. Локация — это временный дом, построенный на неплодородном песке плоскогорья. В один прекрасный день город перестанет испытывать потребность в работе этих семей. Какому-нибудь чиновнику придет в голову идея применить один из тысячи параграфов закона.

Но вот внезапно открылась маленькая зеленая дверь, и в ее проеме мы увидели жену Вилли. На ней была белая блузка и коричневая юбка.

— Здравствуйте, — обратилась она к нам по английски с мягким акцентом зулу.

Мужу она, словно застеснявшись, ничего не сказала, взяла лишь у него пакет и посмотрела на него, как бы ожидая разъяснения или приказа.

— Мы пообедаем все вместе, — сказал он.

Его большие зубы придавали ему очень миролюбивый вид. Мы изумленно посмотрели друг на друга. Все решилось так быстро.

— Я только что пришла домой, — сказала жена Вилли. — Петера пока нет.

В дверях мне пришлось наклониться, хотя я и ниже Вилли. Мы сразу вошли в тесную гостиную, вдоль двух стен которой стояли кровати, на полу лежал ковер. В комнате я увидел батарейный радиоприемник и патефон, светлые стулья, словно сделанные из карельской березы.

Когда мы шли по дороге, в окружении тысячи одинаковых домов, мной овладело мрачное чувство, но теперь, оглядев комнату, я понял, что жить здесь можно. Но этот уют не результат зажиточности, а прежде всего заслуга хозяйки.

Нам показалось, что Вилли представил нас недостаточно хорошо, и мы сообщили его жене, для чего сюда приехали. Ее это не удивило. Она лишь кивнула головой. Звали ее Лиза. Уши ее украшали кольцеобразные серьги, волосы были уложены на затылке в пучок.

— Я рада, что оказалась дома, — сказала она. — Меня задержали в нескольких семьях.

— Лиза работает в департаменте по делам неевропейцев, — вмешался Вилли. — Она редко бывает в городе, а все ходит по окраинам, навещает семьи безработных и узнает, как они живут.

— Это должно производить впечатление, что власти заботятся о них, — сказала она грустно. — Но я не получаю никаких средств, чтобы оказать им денежную помощь, и не могу пообещать им работы. Единственное, что я могу сделать, это предупредить о том, что их могут выселить или могут отказать им в новом разрешении.

— Стучится к кому-нибудь и предупреждает, чтобы те опасались полиции, — пояснил Вилли. — Предупредительное запугивание. Таково социальное обеспечение в Южной Африке.

— Подождем Петера? — спросила Лиза.

— Он может задержаться до полуночи. А где остальные?

В этот момент открылась дверь, и на пороге показалась старая женщина. Она удивилась, увидев нас. Двое детей вырвались из ее рук и вбежали в комнату.

— Вот и вы, — сказал Вилли. — Это наши Роберт и Ребекка. У них есть и африканские имена. Может, они больше понравятся детям, когда те станут взрослыми. Хорошо, когда есть что менять.

Он многозначительно улыбнулся. Ребята, смеясь, убежали на кухню. Мальчику было десять лет, а девочке — шесть.

Прошло порядочно времени, прежде чем бабушка повернулась к нам и протянула руку, сначала отряхнув ладони. Она следила за детьми в отсутствие родителей. Одна из тех матерей, которые есть в каждой локации и которые всегда готовы наскрести остатки еды, позвать детей и, увещевая их, вытереть им носы. Видно было, что на ее долю выпало много трудностей.

Воспитание детей в голодном африканском обществе, где почти все родители вынуждены работать на огромном расстоянии от своего дома, полностью ложится на плечи стариков, и отдыхать им некогда.

На плите стояли картофельный суп и рис. Прежде всего были накормлены на кухне дети. Вилли провел нас в сад: несколько квадратных метров земли, огороженные проволочной сеткой и пятью высокими стеблями кукурузы. Над дверьми на балке висела половина автомобильной шины. Она была выкрашена в серебряный цвет и наполнена землей. И в ней, словно в гондоле, росли бегонии.

Африканцы в брюках цвета хаки и расстегнутых белых рубашках приехали на поезде из города. Проходя мимо нас, они здоровались. У некоторых в руках были портфели, у других чемоданы, у третьих ничего.

— Что нового в космосе? — крикнул один из них, обращаясь к Вилли.

— Сегодня ничего.

Вилли пояснил, что один из его соседей ожидает многого от ракет, которые запускают в космос. Он мечтает, чтобы Марс стал новой Америкой для тех, кто не может жить спокойно в своей стране. Эмиграция из мира тесноты и надзора. Пусть белые остаются здесь с пустыми руками и со своими шахтами. Пусть они смотрят вверх на эту далекую звезду.