В бурном потоке - [170]

Лишь тут Ван ден Хейвель заметил елку. Он вытаращил глаза. А потом, покачав головой, сказал своим густым басом:

— Ребята, а ведь этак, пожалуй, поверишь в провидение!

— Ты прав, — подхватил ему в тон Станой. — Вся закавыка в том, что твое провидение слишком сложно работает. Чтобы обратить парочку заядлых социалистов, послав им в сочельник весть о чудесном спасении, ему понадобилось спровоцировать войну, которая стоит миллионы человеческих жизней. При социалистическом плановом хозяйстве можно будет обходиться более простыми и дешевыми средствами.

Ван ден Хейвель готов уже был ринуться в дискуссию, но Сава этого не позволил. Он заявил, что нам еще полагается спеть югославскую песню в честь Джордже и старой матери, и тут же запел одну из гайдуцких песен, которые так любит Душко. «Ой вы, Черные горы, вы гайдукам верные сестры!» — одну из самых захватывающих, печальных и мятежных песен. Мы потом долго сидели молча, притихли даже дети.

Молчание прервала семилетняя Аннета:

— Это до того хорошо, что даже плакать хочется.

А Душко ей:

— Да, эта песня соткана из слез, но поют ее, чтобы люди не забывали драться за мир, где больше не будут так много плакать. Разве это не прекрасно, Аннета?

— Да, — сказала Аннета. — Но только зачем сперва драться? — Спросила она это с той обезоруживающей и смущающей прямотой, с какой задают вопросы дети, и добавила: — Я не люблю, когда дерутся!

Я бы не знала, что ей ответить, но Душко с честью вышел из положения. Драки бывают хорошие и плохие, объяснил он Аннете и так просто и забавно все девочке растолковал, что она его поцеловала. Ну, тогда, если Душко понадобится, заявила Аннета, она тоже будет драться. Как Душко умеет разговаривать с детьми! Представляю, как он будет разговаривать со своими собственными — с нашими детьми!

29 декабря.

Наконец-то готов специальный выпуск «Маяка»! Мы сами занимаемся рассылкой. Множество добровольных помощников вместе с нами готовят бандероли, надписывают адреса, наклеивают марки.

В самом разгаре работы меня похищают Душко и близнецы. Мы отправляемся в ратушу. Документы Душко прибыли, и он, без моего ведома, подал заявление о регистрации нашего брака. Гражданское бракосочетание назначено на сегодня в половине двенадцатого.

Близнецы поддразнивают Душко: не слишком ли он торопится дать себя закабалить буржуазному институту брака? В ответ на эти шутки Душко со всей серьезностью пускается в объяснения, и не успеваем мы опомниться, как он уже читает нам целую лекцию о том, что в современном обществе отказ от официального брака выгоден только мужчине. Ни один защитник равенства полов не должен пользоваться столь односторонним преимуществом.

Еще немного, и мы бы прозевали собственное бракосочетание.

Сен-Серг, 1 января 1918 года.

Я осталась одна в маленькой гостинице «Альпийский приют». Душко пришлось вернуться в Женеву — сменить коллегу в больнице. К тому же он непременно хочет участвовать в интернациональной демонстрации, назначенной на завтра. Демонстрация должна пройти под лозунгами: немедленное начало мирных переговоров между всеми воюющими странами и прекращение поставок оружия, которое швейцарцы вновь продают как немцам, так и французам. Я, собственно, собиралась ехать с ним, но потом дала себя уговорить и осталась. Во-первых, из-за моего «положения» (об этом ниже!); и, во-вторых, в отсутствие Душко я скорее закончу перевод, который давно должна была сделать для очередного номера «Маяка». Послезавтра Душко обещал вернуться и провести со мной еще денек. Мы уехали сразу же после регистрации, приведя в исполнение давно задуманный и много раз откладываемый план — совершить трехдневную поездку в горы.

Кроме меня, здесь живет только старая англичанка, с виду совершенный отставной майор, служивший в колониях его величества, но только женского пола. Сходство довершают седые усики на верхней губе и драгунский бас. Снег еще не годится для лыж, доступны только прогулки в горы, да и то со многими препятствиями. Мы совершили несколько далеких походов, особенно мне понравился вчерашний: с вершины Доль через Живрин, все время держась гребня, к пику Нуармон. Там я вдруг почувствовала головокружение, правда, минутное и не очень сильное, но от Душко оно не укрылось, он считает, что я беременна.

Собственно, я и сама уже последние дни это подозревала. А теперь знаю наверняка. И знаю также, что сохраню ребенка. Мы обсуждали это вчера до поздней ночи. Наше время не очень располагает к тому, чтобы обзаводиться детьми. В особенности когда близится революция и ты хочешь быть на своем социалистическом посту. Мы тщательно взвесили, не прервать ли беременность (что было бы вполне возможно и во всех отношениях оправданно). И в конце концов оба отказались от этой мысли. Я хочу иметь ребенка, ребенка от Душко. Кто поручится, не предстоят ли нам в дальнейшем те же, если не еще большие, трудности? И разве не верим мы в победу? Разве не знаем, что в наши дни она из утопического далека передвинулась в обозримое будущее?

До этой самой минуты я еще видела сани, на которых укатил Душко. Но вот они исчезли из глаз, и мною овладел необъяснимый страх. Надо было ехать с ним! Я гоню от себя эти мысли, типичные фантазии беременной женщины.