В будущем году — в Иерусалиме - [95]

Хенрик прав: мы все виноваты, потому что прямо и косвенно способствуем этому варварству. Хотя бы и тем, что не противостоим ему.

Сегодня я попыталась еще раз осмыслить те предзнаменования, которые случились на нашей свадьбе. Само небо выказывало нам свою неприязнь, потому что мы слепы. Сам Бог пенял нам за то, что мы устроили праздное веселье, вместо того чтобы исполнять свой гражданский долг.

Мы стоим на вершине Арарата. Вокруг нас неистовствует всемирный потоп. Мир захлебывается в потоках грязи и крови, а мы устроили церемонию бракосочетания. С танцами, с песнями, с добрыми пожеланиями, будто вокруг нас царят мир и благодать.

Война эта проиграна. Всеми проиграна, всем человечеством.

По дунайским мостам тянутся бесконечные потоки транспорта. Они ползут с Восточного фронта. С Вислы, с Мазурских озер, с Буга, где мы одерживаем победу за победой — так, по крайней мере, бодренько докладывают нам наши газеты. В переполненных вагонах лежат, сидят и стоят тысячи изувеченных людей. Их головы забинтованы. Сквозь щели с ненавистью и проклятиями смотрят на нас, не ведающих, что мы творим, их окаменевшие глаза.

А мы жрем, пьянствуем и размножаемся, тогда как клубы ядовитых газов жабьего цвета тысячами, будто вредных насекомых, вытравливают наших сыновей, братьев, возлюбленных…

Нам нет оправдания. Мы будто наблюдаем за всем этим действом из театральной ложи.

На мне лежит особая вина. Это я препятствовала тому, чтобы Хенрик плыл против течения. Когда он хотел по зову своей совести и по мере сил противостоять всей этой жути, я удержала его. Теперь он целиком принадлежит мне, но это уже не тот, кого я избрала. Он растрачивает свои дни в университете, а ночи — со мной в постели. Каждый понедельник он обязан отмечаться в полиции. Он должен быть счастлив, что его не интернировали. Как потенциального шпиона, как представителя враждующей стороны, как подданного русского царя. Он имеет право свободного перемещения, потому что у него есть доказательства, что он революционер и заочно приговорен к смертной казни, что он союзник Австрии в борьбе против петербургской тирании. Какая великая честь — быть союзником кайзеров Франца Иосифа и Вильгельма, султана константинопольского и стальных бочек с ядовитым газом!

Он хотел вновь предаться дремавшей в нем боевой удали, но я пригрозила броситься в воду… Я грубо шантажировала его, и он остался из любви ко мне. Я обожаю его и ненавижу за то, что он поддался на мой шантаж. И теперь он больше не бог, которому я молюсь. Я боготворила в нем несгибаемость Бальтюра, мужество Дашинского, безумство Хеннера. Он был для меня олицетворением всех идеалов, и что осталось от всего этого? Да, я люблю его, как в тот первый день нашего знакомства, когда он появился вдруг перед дверью нашего дома и назвался облаком в штанах. Я люблю его, как в тот летний день, когда он кисточкой разрисовал мой живот и провел меня по райскому саду неведомого дотоле наслаждения. Потом была наша свадьба со всеми ее странностями и предзнаменованиями. Но…

А теперь еще и этот смертоносный желтый газ, и всем нам уже стало вовсе не до улыбок.

Я должна что-то предпринять, иначе вся страсть наша очень скоро иссякнет…

Но что же — что? Что?»

* * *

Летом 1916 года генерал-фельдмаршал Франц Конрад фон Хётцендорф, начальник генерального штаба австро-венгерских войск, оказался в весьма затруднительном положении. Не имея достаточных резервов для сдерживания активного наступления в районах Волыни и Галиции русских соединений под командованием известного московского рубаки генерала Алексея Брусилова, он затребовал дополнительные немецкие части. Австрия находилась, по сути, на краю неизбежной катастрофы. Италия и Румыния вероломно — так характеризовалось это в официальных сообщениях — нарушили нейтралитет, которого придерживались дотоле, и выступили на стороне западных союзников.

Германия — до гробовой доски верный соратник — поспешила на выручку, потребовав, однако, в качестве ответной услуги безоговорочного подчинения немецкому командованию всего Восточного фронта.

«Этому свинству с австрияками, кажется, не будет конца, — разглагольствовал в те дни генерал Людендорф в одном из своих многочисленных откровений, адресованных будущим исследователям его патриотического опыта служения отечеству, — противник крошит их разобщенные боевые части почем зря, как это подтверждают печально известные события последних дней. И тут, — продолжает генерал, — я невольно обращаю мой взор на Польшу. Поляк — хороший солдат. И если не получится с Австрией, мы вынуждены будем искать другие силы. Создадим „Великое княжество польское“ — иная государственная система тут не годится, а затем и польскую армию под немецким командованием!»

Это была потрясающая концепция прусского вояки: польское пушечное мясо для пополнения поредевших рядов немецко-австрийской коалиции. Образование польского государства в обмен на кровь самих поляков. «Великое княжество польское» — не больше и не меньше, но главное — непременно под немецким командованием.

Более ста лет Польшу как топоним вытравливали из сознания современников. Будто пирог, делили ее между Пруссией, Австрией и Россией. Не существовало такой страны на географических картах, не было такого термина в официальном словоупотреблении. Поляков, как любезно называют населяющий эту страну народ, принудительно германизировали, русифицировали и, как говорится, — к ноге!