В боях за Молдавию. Книга 6 - [8]

Не успели окопаться, как смотрим — из густого кустарника, обрамлявшего противоположный берег, вышли пять лодок и плот. Мы изготовились к бою. И как только лодки приблизились к нашему берегу, забросали их гранатами, открыли прицельный огонь. Ни один вражеский солдат не вступил на нашу землю.

После этого противник часа четыре ничем не давал о себе знать. Но нас все больше тревожило положение в гарнизоне кагульских (11-й и 12-й) застав. Там были слышны выстрелы, разрывы снарядов. Я решил послать бойца, чтобы узнать, что там происходит и вообще какова обстановка. Через некоторое время пограничник вернулся, и только теперь мы узнали, что Германия напала на нашу страну и по всей западной границе идут ожесточенные бои.

Начинало смеркаться, когда наблюдатель доложил: слева от нашей позиции появились фашисты. Вот где мне пригодилось давнее умение владеть штыком! Толком я, конечно, не помню, что делал, не потом ребята рассказали, как все это у меня получилось… Нескольких солдат противник не досчитался. Да и друзья мои не подкачали!

На третий день я был ранен. Кровь еле уняли, и все же после перевязки я мог еще сносно стрелять.

Погиб пограничник с заставы, ранило Бизяева, Хабибулина, а потом и Мышкина. Ужасно хотелось есть. Мучила жажда: с трудом держались на ногах. А главное — боеприпасы почти кончились.

Наконец с заставы прибыл сержант и передал приказ младшего лейтенанта Подуста отойти через плавни к Кагулу. Хорошо, что ни у кого из раненых не были повреждены ноги, а то было бы совсем плохо…»

Остается добавить, что Ольховский прошел всю войну, освобождал Кубань, брал Керчь, Севастополь, Харьков, Варшаву, встретил победу в Берлине. В числе других боевых наград он был отмечен четырьмя орденами Красной Звезды.

Свое письмо-воспоминание полковник в отставке Е. Прямое из города Новозыбкова начинает тоже с последнего мирного дня.

«Ты помнишь, конечно, — пишет Ефим Егорович, — что за три или четыре дня до начала войны в отряд прибыла инспекторская комиссия из Главного управления пограничных войск. Мне, исполнявшему в то время должность начальника штаба участка, стало известно, что завтра, в воскресенье, они намерены провести проверку огневой подготовки личного состава 18-й, 19-й, 20-й и резервной застав, а также командиров и младших командиров управления комендатуры.

Со своими подчиненными взялся за подготовку подразделений к смотру. Работали до глубокой ночи, как вдруг звонок из отряда: поднять заставы по боевой тревоге. А когда чуть забрезжил предутренний свет, над сопредельной стороной вспыхнули красные ракеты и раздался гром орудий. Снаряды рвались на улицах села, появились раненые, раздавались крикц о помощи, детский плач. Вышла из строя связь…

На случай нападения у нас заблаговременно было отработано несколько вариантов действий штаба комендатуры. Без суеты мы переместили управление участком на полевой КП, расположенный в районе 19-й заставы (с. Слободзея-Маре).

Враг рвался через Прут, надеясь быстро сломить сопротивление застав и уничтожить пограничников. Однако заставы дали наглому врагу стойкий отпор. Фашисты, по существу, были прикованы нашим огнем к своему берегу. Там, где противнику удавалось пересечь реку, его встречали гранатами, штыком и прикладом. В штыковой схватке погиб начальник 18-й заставы лейтенант Я. Конотопец. За два часа ожесточенного боя пали смертью храбрых девять бойцов.

Комендант участка капитан Г. Н. Твардовский сказал мне: «Бери взвод с резервной заставы и пробейся на восемнадцатую!»

Выйдя к окруженной заставе с тыла, от реки, мы внезапно для противника нанесли ему сильный удар. Немногие фашистские солдаты добрались до берега.

Во второй половине дня сложилась тяжелая обстановка на 20-й заставе: много раненых, а противник снова готовится к форсированию реки. По поручению коменданта, взяв с собой станковый пулемет и одного бойца по фамилии Демидченко, на пикапе помчался в район двадцатой. Поспел в самый раз: фашистский десант на девяти лодках (каждая подъемностью на 7—10 человек) показался на озере метрах в пятистах от нас. Соблюдая меры маскировки, я, в роли первого номера «максима», подпустил фрицев на 25–30 метров и открыл уничтожающий огонь. Пограничники прицельно били из винтовок. Лодки были разбиты, тридцать вражеских солдат сдались в плен.

Успех окрылил пограничников. Председатель инспекторской комиссии майор Д. И. Кузнецов сказал: «Вы прошли самую строгую проверку — проверку боем. Передайте всем бойцам, что они — молодцы!» Майор посоветовал отличившихся представить к правительственным наградам. Я за этот бой был награжден медалью «За отвагу».

Майора Кузнецова мне больше не довелось видеть. Рассказывали, что, вернувшись в Москву, он сразу же попросился на фронт, командовал полком, сражался храбро и погиб, ведя бойцов в атаку, в конце июля того же сорок первого года. Посмертно он был удостоен высокого звания Героя Советского Союза…

Вот таким был для меня тот кровавый день 22 июня сорок первого года».

А вот письмо из Алма-Аты от И. Т. Стружихина. Ему 71 год, но он еще много и плодотворно работает, доцент медицинского института, нештатный лектор ЦК Компартии Казахстана. В довоенные годы был политруком 1-й заставы нашего погранотряда. За мужество и доблесть, проявленные в первых боях с немецко-фашистскими захватчиками, награжден орденом Красного Знамени. В письме Николай Тимофеевич поделился впечатлениями от недавней поездки на родную границу в Молдавии.